Его рейтинг быстро и резко пошел вверх. Он начал набирать высоту!
Мне могут возразить, что я преувеличиваю свое значение, сказать с иронией приблизительно такое: «Да-а, пошел человек вверх от такого незначительного толчка. Он хоть помнит о вас?»
Только я ведь уже не раз подчеркивала свое отношение к этой теме — это мне повезло, что я встретилась с Василием Васильевичем в переломный момент его творчества, когда его талант достиг завершения и он от качества в творчестве перешел к накоплению количества написанных книг. Я была, быть может, последним толчком, от которого забил этот родник, и разлилась река. Да и толчок был не так уж незначителен, он выражался отнюдь не только в похвалах и словесных поощрениях. И пусть кто-то другой попробует совершать такие толчки, прежде чем измерять значительность того, что сделано не им. Хотя меня Ногачев помнит меньше, чем полагалось бы. Но... так он устроен. С этим ничего не поделаешь.
И еще в одном мне повезло: после общения с ним я почувствовала укор в том, что не писала раньше, как мечтала с юности. Этот укор был сродни толчку, от которого просыпаешься. Ни Любовь Голота, ни Михаил Селезнев, которых я много лет знала до встречи с Ногачевым, не смогли повлиять на меня положительно в этом смысле, и только от Ногачева я получила писательский импульс как эстафетную палочку, от его факела зажгла свою свечу.
Помню, как вдруг я обнаружила свой возраст и как сильно огорчилась им. Я сожалела, что встреча с моим факелоносцем случилось поздно, и в стихах прощалась с нераспустившимися цветами своего литературного дара. Я все время оставляла его на потом, когда жизнь устроится и станет обеспеченной, я приносила его в жертву профессии, быту, всяким текущим заботам. Это оказалось большой ошибкой. Ведь за этим оттягиванием, ожиданием лучших времен истекло все, а с юностью и молодостью отошли и возможности достичь на этом поприще чего-то значительного. Это явилось для меня таким неожиданным открытием и таким оно стало болезненным, что хотелось плакать, жизнь казалась загубленной, прожитой вчерне, казалось, что ничто в ней не состоялось. Трудно это высказать в определенных выражениях, ведь это были настроения — это было то, языком чего является поэзия.