И где мое место во всем этом?
Я остро осознаю, что сфера деятельности Малдера – отнюдь не то, к чему нужно подходить легкомысленно и неосторожно. Слишком мало места она оставляет для ошибок в суждении. Одно неверное движение, и он полностью закроется от меня.
Одно верное, но запоздалое движение окажется бесполезным.
Он ведет себя отстраненно с самого начала расследования, задолго до того, как мои благие намерения увели меня в неправильном направлении, отправив в столь неудачное по времени путешествие. Он выходит из своего номера только чтобы обследовать места преступлений или заняться своими собственными направлениями расследования. Он едва говорит со мной.
Он тверд в том, чтобы ограничить наше общение. Он ведет себя скрытно. Обычно, когда мы разделяемся во время расследования, то сверяем свои находки перед тем, как отправиться спать – встречаемся в отеле и выясняем, какого прогресса нам удалось добиться за день. И, в основном, мы обсуждаем детали или основные теории в любом из двух наших номеров, в котором оказываемся по воле случая.
Но на этот раз он прямым текстом отказался впускать меня в свой номер.
Почему?
Я уважаю его желания. Не стану притворяться, что полностью понимаю его метод профилирования. Все, что я действительно могу сделать – это предоставить нужное ему пространство и предложить всю возможную поддержку.
Я давно уже выучила этот урок.
Но все же это его поведение показалось несколько чрезмерным даже для Малдера. И вместо того, чтобы заставить его объясниться, я оставила его в этом добровольном заточении. И неважно, как неуютно я себя чувствовала, когда уезжала.
Полагаю, если уж быть честной с самой собой, то надо признать: я знаю, что он меняется, когда профилирует, это действительно так. И иногда я просто понятия не имею, как вести себя с ним. В нем словно бы дремлет едва сдерживаемая сила природы, непредсказуемая и дикая. Ничто не может увести его с пути, на который он ступил. Ничто.
И теперь, когда расследование зашло в тупик, он винит себя за недостаток прогресса, за неспособность материализовать убийцу из воздуха. Каждый раз, когда находят очередное маленькое тело, я вижу, как его глаза все сильнее тускнеют. Он отказывается остановиться, запрещает себе любую передышку от пытки, которую сам на себя навлекает.
Я никогда не видела, чтобы он так страдал. Никогда. А ведь при многих других обстоятельствах это было бы вполне объяснимо. В данном же случае мы имеем дело с жестокими убийствами, относиться к которым с профессиональной отчужденностью порой оказывается чрезвычайно тяжело, но как бы ужасно это ни звучало, я знаю наверняка, что ему приходилось сталкиваться с чем-то гораздо худшим.
Я просто не понимаю.
Словно бы монстр, которого он преследует, этот человек без лица, который не оставляет ни улик, ни свидетельств, беспрепятственно учиняет хаос в душе Малдера.
В моем сердце по-прежнему борются беспокойство и страх за него. Хорошо хоть движение такое слабое. Учитывая, что мое внимание постоянно переключается с дороги на телефон, странно, что я до сих пор не врезалась в дерево.
Я снова нажимаю кнопку быстрого набора. Я знаю, что это бесполезно, но какая-то часть меня просто отказывается принять тот факт, что он так сглупил, выключив свой мобильный. Может, он и вел себя холодно и отстраненно во время наших немногочисленных натянутых разговоров, пока я была в отъезде, но сильно сомневаюсь, что он отсек бы самые важные средства коммуникации с остальными работающими над делом людьми, просто чтобы избежать общения со мной. Малдер не хуже других понимает, как важно оставаться на связи. Порой события развиваются весьма стремительно.
После еще пары попыток я наконец сдаюсь и звоню в местный полицейский участок, которому мы помогаем в этом расследовании. Офицер, который берет трубку, первым делом спрашивает, говорила ли я с Малдером. Я пытаюсь преуменьшить свое беспокойство, но уверена, он слышит тревогу в моем голосе. Почти шепотом он сообщает мне, что Малдер позвонил им сразу после того, как я уехала, и с тех пор они его не видели и не слышали. Малдер сказал им, что планирует ближайшие день-два заниматься делом «в одиночку», и попросил прислать офицера к нему в отель, только если возникнут какие-то новые обстоятельства.
Он заявил, что «близок» к чему-то и велел «оставить его в покое».
Волосы у меня на руках встали дыбом.
Разумеется, они послушались. Местные копы не знают, что о нем думать, а детективы из отдела особо тяжких слишком напуганы и испытывают благоговейный трепет перед «Призраком», чтобы стоять у него на пути.
Значит, он остался один. Все это время, что меня не было, он оставался один.
Я прерываю соединение со столь мрачным предчувствием, что оно камнем оседает у меня в желудке.
Хотя я знаю, когда надо предоставить Малдеру нужное ему пространство, мне также известно, что обычно я служу чем-то вроде соединительной линии с миром за пределами того, на чем он так упорно сфокусирован, или, по крайней мере, делаю это настолько, насколько он мне позволяет. Он рассчитывает на меня в этом, потому что каким бы одиночным ни был этот процесс для него, ему нужно знать, что он не одинок.
Это одна из главных причин того, почему он в свое время ушел из особо тяжких. Он больше не мог путешествовать так далеко в темноту и находить выход из нее самостоятельно.
Я знаю это. Знаю лучше, чем кто-либо. И тем не менее я оставила его. Какого черта я только думала?
Малдер. Полностью отгородившийся от всего, от всех. Сфокусированный. Неистовый. Играющий в интеллектуальные прятки с убийцей. Его ум занимается неустанным преследованием психа – больного сексуального хищника, который на данный момент изнасиловал и убил одиннадцать девочек.
Я никогда не думала, что какая-то маленькая потайная часть его, которую Малдер неким образом всегда сохраняет как свою собственную в подобных расследованиях, может быть потеряна в темноте, которую он должен впустить в себя ради их раскрытия…
Но что если я не права?
Комментарий к часть 1
(1) - столица штата Огайо.
========== часть 2 ==========
***
Мотель «EZ Rest»
Дейтон, штат Огайо
05:02
Когда я выруливаю на парковку, мое нервное возбуждение мгновенно возрастает. Его машина находится на том же месте, как и когда я уезжала. Даже на расстоянии и при слабом освещении парковки мотеля я вижу покрывающий ее слой пыли – более чем явное доказательство ее неиспользования.
Я останавливаю свою собственную взятую напрокат машину рядом с нашими номерами и на шатких ногах направляюсь к его входной двери. Зловещий знак «не беспокоить» свисает с ручки двери, но я все равно стучу где-то минут десять, умоляя его открыть. Я слышу, как он бормочет что-то невразумительное, и окончательно слетаю с катушек. Я колочу кулаками по двери, без сомнения устраивая сцену, но мне это совершенно безразлично. Сама того не осознавая, я угрожаю достать пистолет и отстрелить замок.
Никакой реакции.
После еще нескольких минут оглушительного стука в дверь появляется сонный и явно недовольный произведенным мною шумом управляющий мотелем. Я показываю ему значок на случай, если он забыл, с кем, черт побери, разговаривает, и затем велю ему немедленно открыть проклятую дверь в номер Малдера.
Он подчиняется, бормоча себе под нос, как нам «легавым, и дела нет до тех, кто вынужден подчиняться любым дурацким правилам». Он отступает в сторону, ожидая, пока я открою дверь, и хмурится, когда я резко бросаю, что он свободен.