— Не знаю, — тихо отвечаю я.
— Пожалуйста, доверься мне. Я знаю, что ты хочешь помочь, хочешь понять, через что я прохожу, но… я нехочу, чтобы ты это поняла. Я не могу вовлекать тебя в это. Неужели случившееся этим утром не напугало тебя? Меня так точно. Меня это до смерти напугало.
— Нет, Малдер, прекрати. Я не виню тебя. То, что произошло между нами ранее, явилось прямым следствием это дела. И мне кажется, я знаю причину.
— Вот как. — Он наклоняется вперед и саркастично добавляет: — Просвети же меня.
Я делаю глубокий вдох, исполненная стремления дать приемлемое для нас обоих объяснение. Он не может позволить этому отвлечь его от дела, тогда как я не могу позволить этому отвлечь меня в принципе.
— Малдер, ты забрался в голову этого человека. Вполне понятно, что это оказало на тебя определенное влияние. Он ведом исключительно своими сексуальными импульсами, какими бы искаженными они ни были. И ты вынужден был проникнуться ими, вынужден был принять нечто вызывающее у тебя отвращение, чтобы понять, почему он делает эти ужасные вещи. То, что произошло ранее, было твоей попыткой отвергнуть эти извращения, попыткой напомнить себе о том, что правильно и истинно применительно к сексуальности.
Он долгое время хранит молчание, а потом печально произносит:
— Они еще дети, Скалли. А этот больной урод искренне считает, что не делает с ними ничего плохого. Общество заставляет его делать это втайне. Он думает, что любит каждую из них… — Он издает долгий вздох и закрывает глаза. — Я чувствую себя запачкавшимся, когда копаюсь в мозгах у этого парня.
— Именно, Малдер. Ты сам это сказал: «никто не должен пытаться понять этого сукиного сына». Но от тебя этого ждут. Я и представить не могу, как это, должно быть, на тебя давит. Как ты можешь думать, что я виню тебя за потребность подтвердить…
Он распахивает глаза и смотрит на меня наполненным сожалением и нежностью взглядом.
— Скалли, ты слишком уж стараешься меня оправдать. Я зашел слишком далеко, и ты это знаешь.
— Да, может, и так. Но теперь нам остается выбрать: либо мы позволяем этому встать между нами, либо забываем об этом, двигаемся дальше и вновь сосредотачиваемся на расследовании.
Я сказала это достаточно убедительно, и не поймите меня неправильно, логическая часть моего разума хотела поверить, что это возможно для нас. Но другая часть, куда более примитивная, казалась гораздо сильнее, когда дело касалось этого.
— Ты права, — отзывается он, но в его голосе слышится не больше уверенности, чем я ощущаю. — Я не хочу, чтобы это встало между нами. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неловко… — Он встречается со мной взглядом и тихо спрашивает: — Прямо сейчас я заставляю тебя чувствовать себя неловко?
— Думаю, что мы оба просто слишком устали. — Уклончивый ответ. В этом я мастер.
Его улыбка немного грустная.
— Так что теперь?
— Теперь мы ловим убийцу, Малдер.
Наша официантка, не подозревающая о том, что у нас происходит важный разговор, выбирает этот момент, чтобы поставить наши заказы на столик перед нами.
— Приятного аппетита, — желает она нам без всякого намека на энтузиазм и поспешно ретируется.
Малдер качает головой и закатывает глаза. Я улыбаюсь.
— Малдер, когда с этим будет покончено…
— Я в порядке, Скалли. — Я заглядываю ему в глаза и понимаю, что он и сам не особо в это верит. Он избегает смотреть на меня. — Слушай, может, ты и права. Думаю, я нащупал связь, просто не вижу ее.
Не уверена, искренен он или просто хочет сменить тему разговора. В любом случае, я чувствую облегчение.
Мы вновь на некоторое время погружаемся в молчание.
— Ладно… давай продолжим. Расскажи, что произошло в Колумбусе.
Я устало вздыхаю, однако благодарна ему за то, что он пошел у меня на поводу.
— Ничего. Я ничего не нашла.
Он сочувственно улыбается мне.
— Напрасная трата денег налогоплательщиков.
— У меня никак не выходит из головы то, как тщательно он моет тела. Это поистине впечатляет. Я никогда не видела ничего подобного.
Малдер чуть наклоняет голову, побуждая меня продолжать.
— Причина смерти, метод… ничего отличного от твоих первоначальных находок?
Я заметно падаю духом.
— Нет, Малдер. Все они подверглись сексуальному насилию, умерли от асфиксии и были тщательнейшим образом вымыты после смерти. Никаких волос, тканей, остаточных телесных жидкостей. Ничего. Он аккуратен. Методичен. И он уделяет каждой жертве очень много времени.
Малдер отводит взгляд, явно погрузившись в раздумья, и я не имею ни малейшего представления, о чем. Ничто из перечисленного мною не ново.
— Что ты обо всем этом думаешь, Скалли?
Я размышляю над его вопросом.
— Ну, вероятно, ты прав, предполагая, что этот человек не фетишист. Не думаю, что удаление волос означает что-то помимо желания обезопасить себя. Он удаляет ногти по той же причине. Только так он может быть абсолютно уверен в том, что не оставит никаких улик. Он одержим этим процессом. И набил на нем руку. Вкупе с протиранием тел спиртом это поистине гениально.
— Согласен. Он планировал это в течение долгого времени. Он примирился со своей извращенностью и выработал аккуратный метод ее удовлетворения. Он не делает ничего импульсивного или необдуманного…
Внезапно он замолкает.
— Что, Малдер?
— Это очищение тел… за этим… за этим стоит нечто большее, Скалли. Что-то в нем выходит за пределы простого желания убедиться в том, что он не оставляет следов.
Я вижу, как он тщательно обмозговывает эту мысль, и решаю помочь ей сформироваться.
— Оно однообразно. Методично, как ты и сказал. Он не изменяет себе, эта аккуратность практически его второе «я», так что…
— Это должен быть процесс, с которым он хорошо знаком, — заканчивает за меня Малдер. — Он усовершенствовал его. И он использует это, чтобы абстрагироваться от тех девочек.
— Каким образом?
— Ему не нравится убивать их, Скалли, но он не видит другого выхода. Они прекрасны и хрупки для него, и он ненавидит ту жестокость, которую вынужден применить, но не в силах бороться с импульсами, толкающими его на преступления. Он срывает их невинность, отрезает их от… — Малдер зажмуривается и трясет головой. — Он столь бережно оборачивает их перед тем, как избавляется от тел. Это его своего рода извинение, но он делает это, чтобы отпустить их. Он приготавливает их. Он не хочет быть пойманным, верно, так что оставить их в живых слишком рискованно, но что если не это служит основным мотивом для посмертного ритуала?
— В этом нет смысла, Малдер. Зачем оборачивать их в подарочную упаковку, прежде чем выбрасывать, словно мусор?
Он резко распахивает глаза и как-то странно смотрит на меня.
— Что ты только что сказала?
— Что? Он выбрасывает их, словно мусор? — Он не отрывает от меня взгляда, и что-то в выражении его глаз меняется. — Малдер, что?
— Нет… нет… он оборачивает их в подарочную упаковку. Он подготавливает их и затем… затем оборачивает в подарочную упаковку. Господи Иисусе.
Он вскакивает и выходит из-за стола прежде, чем я могу задать ему еще хоть какой-то вопрос.
— Малдер?.. Малдер, ты куда? — зову я его.
Он не поворачивается.
— Мне надо кое-что проверить, — бросив это, он целенаправленно шагает к выходу.
Ни разу не оглянувшись.
========== часть 4 ==========
***
Мотель «EZ Rest»
Номер 202
23:42
- Да, сэр, надеюсь, мы скоро сможем покончить со всеми формальностями и вернемся в Вашингтон через пару дней.
- Хорошие новости, агент Скалли. – Помощник директора Скиннер пораженно вздыхает, и я сразу же понимаю, что за этим последует. – У меня это все до сих пор в голове не укладывается. Как, черт возьми, Малдер пришел к подобному выводу?