— Кое-что набросал, но за окончательный текст примусь завтра.
— Злодеяние в Вашингтоне вселяет гнев в сердца всех честных людей Старого и Нового Света, — вознегодовал Джонс, куривший подле камина.
— Даже наемные клеветники, моральные убийцы Линкольна, застыли теперь у открытой могилы в ужасе перед взрывом народного негодования и проливают крокодиловы слезы, — мрачно заметил Маркс.
— Этот президент-дровосек был, однако, слишком добродушным человеком, — сказал Оджер, повернувшись к Марксу вместе с креслом, на котором удобно уселся.
— Линкольна не могли сломить невзгоды так же, как не смог опьянить успех, — ответил Карл. — Он был устремлен всегда к великой цели. Не увлекался волной народного сочувствия и не терялся при замедлении народного пульса. Честно и просто исполнял он свою титаническую работу. Мне кажется, что скромность этого истинно недюжинного человека была такова, что лишь теперь, после того как он пал мучеником, мир увидел в нем героя.
— Посмотрим, что за птица новый президент, — сказал Джонс.
— Он бывший бедняк и смертельно ненавидит олигархию. Джонсон суров и непреклонен. Общественное мнение на Севере из-за убийства Линкольна будет теперь соответствовать намерению нового президента не церемониться с мерзавцами.
Беседа перешла на дела в Международном Товариществе. Германия, где сильно было влияние лассальянцев, возглавляемых Швейцером, Франция, все еще стонавшая под пятой Луи Бонапарта, и многие другие страны постоянно привлекали к себе пристальное внимание Маркса.
В конце вечера молодежь вовлекла всех пожилых людей в свой веселый хоровод. Мебель в рабочей комнате Маркса оказалась сдвинутой к книжным шкафам.
— Приглашаем всех на танцы! — объявила неутомимая Тусси.
Лина Шелер, подруга детских лет Женни, прозванная в семье Маркса за близорукость, серые жидкие волосы и упорство в труде «старый крот», уселась за рояль, как заправская таперша, и комната наполнилась музыкой.
Смущаясь и подшучивая над собой, Карл с женой прошелся в вальсе. Он танцевал с необычной для его комплекции легкостью. Движения его были плавны и уверенны. Хороша в танце была и Женни. Она сохранила девическую живость и кружилась в вальсе с необычайной грацией. Женни улыбалась Карлу. Оба они помолодели и еще глубже ощутили, как безгранично любят друг друга.
— Ты всегда была и будешь для меня прекраснейшей девушкой Трира, царицей балов, — шепнул Карл жене, подводя ее к креслу.
Женни тихонько пожала в ответ его руку.
— Ничто так не омолаживает нас, как любовь, — ответила она.
Начались игры. Маркс на пари взялся с завязанными глазами потушить зажженную свечу. Ленхен добросовестно повязала его лицо платком, проверив, не подглядывает ли он, повернула его несколько раз кругом и предложила подойти и загасить огонь. Широко раскинув руки и забавно переставляя ноги, Карл двинулся вперед. Он перестал ориентироваться, пошел в противоположную от свечи сторону и принялся изо всех сил дуть на щетку, которую вытянула перед ним Тусси. Все весело смеялись. Освободившись от повязки и увидев свечу за своей спиной, Маркс также разразился раскатистым хохотом. Затем начались фанты и жмурки. Когда все вдоволь набегались и устали, Женнихен принесла подаренную ей в этот день книгу в коричневом картонном переплете. Это была «Книга признаний», или, иначе, игра «познай самого себя», недавно появившаяся в Англии и ставшая очень модной.
— Высокочтимый Мавр, я прошу вас открыть своей исповедью этот томик, — сказала, лукаво улыбаясь, Женнихен и грациозно поклонилась.
Вопросы, на которые полагалось ответить, она написала на отдельном листке четким ровным почерком. Тщетно Карл под различными предлогами попытался уклониться от ответов. Ему пришлось уступить, и, вооружившись висевшим на груди моноклем, он принялся писать. Все три дочери, наклонившись над столом, окружили Маркса и затаив дыхание следили за рукой отца. Ответы они читали вслух.
Достоинство, которое вы больше всего цените в людях?
Маркс, немного подумав, ответил:
— Простота.
…в мужчине?
— Сила.
…в женщине?
— Слабость.
Ваша отличительная черта?
— Единство цели.
Ваше представление о счастье?
— Борьба.
Недостаток, который вы скорее всего склонны извинить?
— Легковерие.
Недостаток, который внушает вам наибольшее отвращение?
— Угодничество.
Ваша антипатия?
— Мартин Таппер.
Когда Маркс написал этот ответ, ему зааплодировал Эрнест Джонс.