Джонни очень баловала и Ленхен, которую он прозвал, когда ему было два года, Ними, мило исказив немецкое няня.
В Аржантейле Женни Маркс приглядывалась к старшей дочери, стараясь не выдать возникшего у нее беспокойства. Женнихен выглядела нездоровой. Ее, очевидно, подтачивал какой-то опасный недуг. А может быть, истомили многочисленные роды и шестая беременность? Шарль Лонге был хорошим человеком, однако, весьма вспыльчивый, легко впадающий в апатию, он значительно уступал в силе воли и душевных качествах своей жене. Не он ей, а она ему была постоянной опорой. Вряд ли Женнихен была очень счастлива.
У Женнихен с Лаурой не сохранилось прежней сестринской глубокой привязанности. Они несколько отдалились друг от друга. Вторая дочь Маркса осталась все такой же красивой и обаятельной. Но потеря троих детей оставила неизгладимый след в ее душе, и она о горечью и болью вспоминала их. Под тяжестью этого страшного удара Лафарг навсегда забросил медицину, в которой разочаровался.
В один из вечеров в Аржантейле собрались все близкие Маркса и его жены. Не было только Элеоноры, оставшейся в Англии. Женни-старшая полулежала в садике подле клумбы с густо разросшимися настурциями. Восхитительная окраска этих желто-красных цветов, прячущихся под круглые темно-зеленые зонтики листьев, невольно заворожила больную, и она не могла отвести глаз от этого маленького чуда природы.
— Какое богатство оттенков каждого цвета! Красиво, очень красиво, — сказала Женни и добавила: — Помнишь, Мавр, милый, как в юности в Трире твоя сестра Софи разводила цветы. Она любила настурции. Бывало, мы сравнивали женщин с цветами, а мужчин с животными и птицами. Это была забавная игра.
— В таком случае моя Лора похожа на эту золотистую настурцию, — блестя глазами, весело сказал Лафарг. — Я вызову к барьеру каждого, кто будет это оспаривать.
— Я принимаю вызов. Ей более подходят чайные розы, сорт «прекрасная Франция», — пошутил Маркс.
— Как мне, однако, жаль, что ты, Поль, изменил дедушке Эскулапу и не можешь помочь твоей старой теще. Увы, моя шагреневая кожа превратилась в жалкий клочок. Ее так уже мало, что она не покрывает даже гвоздик, на котором висит. — Женни очень нравились философские повести Бальзака.
— Если б я и занимался далее врачебной практикой, то, во всяком случае, не стал бы лечить дорогих мне людей. Врач должен сохранять полное хладнокровие, иначе он промахнется. Но не будем говорить об этой темной пока еще науке. Если Немезида — дама с завязанными глазами, то медицина слепа, глуха и беспомощна, как калека без рук и ног.
— Ты несправедлив, Мавр и я верим многим врачам, Гумперту и Донкину, например. Они приносят людям большую пользу. А как идут дела в твоем фотолитографском ателье? Насколько я знаю, оно далеко не процветает.
— Что вы, совсем напротив, если сегодня еще у меня не много заказчиков, то все изменится в самом ближайшем будущем. Ауспиции, поверьте, превосходные.
— Для Поля, — улыбнулась Женни, — мир всегда окрашен во все цвета радуги. Он и его жена счастливые оптимисты и готовы без устали строить воздушные замки и карточные домики. Мечтатели.
— Лафарг работает как негр, — заметил Лонге, не отдавая себе отчета в двойном смысле сказанных слов.
— А как же ему еще трудиться, это ведь предопределено самой его природой, — пошутила Лаура.
Женни смотрела на своих дочерей, и нежность, расплавляющая сердце, охватила ее. «Как часто в последние годы, — скорбно думала она, — из-за недостойных пустяков я придиралась к моим девочкам, бывала несправедлива и, может быть, недостаточно добра к ним. Нищета, трудности каждый день, ежечасно преследовали нас, распинали. Я стала сварлива и нетерпима. Это тоже зло мира. Исподволь, незаметно калечат они характер, порождают несправедливости и обиды. Все это, конечно, мелочи, но и от них неснимаемая накинь остается на нашей душе».
Ленхен, не сводившая глаз с больной, заметила, что она осунулась, поблекла, и подошла к ней, говоря с обычной настойчивостью:
— Тебе пора бай-байен, дорогая.
Этим словом в семье Маркса называли дневной отдых, который англичане окрестили сном красоты. Женни безропотно поднялась. Муж и подруга проводили ее в комнату.