Ученый, поэт, журналист, юрист, редактор, революционный вождь, постоянно преследуемый, часто оклеветанный, нищий, но всегда несокрушимый, бесстрашный, Маркс неисчерпаем, бессмертен. Это подлинный Прометей, пожертвовавший всем ради одной цели: сделать наибольшее число людей счастливыми на Земле. Что может быть более достойно изучения, нежели сердце такого человека?
Труднее всего было найти звучание речи Маркса и Энгельса, мускул их стиля. И вдруг я услыхала их смех, уловила тембр голоса. Все это открыла мне их поразительная переписка. В ней оживают оба корреспондента, и невольно вспоминаются слова Герцена о том, что на письмах запеклась кровь событий и само прошедшее, как оно было, нетленно. Не знаю, возможно ли создать художественное произведение о Марксе и Энгельсе, не изучив основательно их эпистолярное наследство.
Кроме писем, случайно уцелевший счет кредитора или несколько строк в тетради сказали мне больше, нежели пространное научное исследование. Помню, как встрепенулось сердце, когда я увидела в пожелтевшей записной книжке, где Женни Маркс перечисляла расходы и белье, сданное в стирку, одиннадцатый гениальный тезис о Фейербахе, написанный рукой Маркса:
«Философы лишь различным образом объясняли мир, по дело заключается в том, чтобы изменить его».
Почерк Маркса, сложный, мудрый, таинственный, как письмена на древних камнях, глубоко поразил меня. Подобно графологу, вглядывалась я в крошечные буквы, пытаясь лучше понять черты характера того, кто их писал.
Огромное наслаждение доставляло мне изучение творческой лаборатории Маркса. Он работал, как поэт, вдохновенно, порывисто, не щадя себя, забывая о сне и пище, а затем мог долго бездействовать, лежа на диване с увлекательной приключенческой книгой в руках или оставаясь один на один с сигарой.
Периодически я «заболевала» своей темой. Поглощенность ею бывала так велика, что я видела сны, связанные с той или иной сценой из жизни моих героев, и как бы сама переселялась в XIX век.
Долгое время, работая над «Похищением огня», книгой, в которой Маркс и Энгельс изображаются уже зрелыми людьми, я боролась с собой, преодолевая чувство робости перед ними. Мне стало ясно, что, покуда я буду испытывать подобную нерешительность, мпе не достичь той убедительной легкости письма, без которой нет вообще никакого художественного произведения. Автор не может быть зависим от создаваемых им героев, не должен смотреть на них снизу вверх. Книга разоблачит его боязнь и наполнится тогда ходульными неживыми фигурами. В напряженном труде познания благодаря все возрастающей душевной близости со своими героями и проникновению в тему я постепенно освободилась от скованности и стала увереннее обращаться с материалом. В романе автор — хозяин своего творческого замысла, о ком бы он пи писал. Не нарушая исторической истины, я смелее стала вторгаться в чувствования, раздумья и действия своих персонажей. Это был поворотный момент в работе над книгой «Похищение огня».
Для того чтобы воскресить повседневный быт подлинных и вымышленных героев моих книг, приходилось знакомиться с техническими открытиями эпохи, транспортом, модами, законами биржи, театральными и концертными программами, отчетами фабричных инспекторов, судебной и великосветской хроникой. Впрочем, все это обычные детали работы над всяким романом из прошлого.
Помню, как несколько часов консультировалась я по совету, Горького с профессором уголовного права, когда работала над материалами о судебной процедуре Пруссии и Англии.
Особенно трудно было мне воскресить подлинную жизнь, быт, правы, условия труда того отверженного и только в XIX веко народившегося класса, вождем и учителем которого стал Карл Маркс.
Молодость Маркса совпала с юностью пролетарских революций. Восстание лионских ткачей, движение рабочих за Хартию вольностей в Англии сопровождались кровопролитиями и потрясали устои буржуазной Европы.
Рабочий класс был еще юн, и юными были его революции, его попытки борьбы за лучшие условия труда, за повышение заработной платы.
Жизнь одного из рабочих я попыталась изобразить в герое моей книги — ткаче Иоганне Стоке. Это немецкий подмастерье, который, как водилось в то время, в поисках работы кочевал по разным странам.
История пролетариата была в те годы «неофициальной». Энгельс писал, что плебейские и крестьянские движения были неофициальными элементами истории. Вот об этой армии борцов, создавших все ценности мира, я пыталась написать в «Юности Маркса», в «Похищении огня» и в «Вершинах жизни». И нашла их везде: во Франции, в Англии, в Германии.