Она приподняла пышную юбочку, из-под которой до щиколоток спускались панталончики в оборочках, юлой закружилась на одном месте и пропела:
Распевая, девочка вприпрыжку выбежала из оранжереи и тут же исчезла в темном саду.
— Ах ты бесенок! — бросила ей вдогонку Женнихен.
Вдоволь посмеявшись над шустрой Тусси, сестры замолчали. Женнихен закончила поливку и срезала несколько красных гиацинтов, чтобы поставить в вазу на рабочем столе отца.
— Как удивительно пахнут эти странные цветы. Я читала, что Магомет превыше всего на свете любил благовония. Он был прав.
— Надеюсь, ты не собираешься принять из-за этого магометанство, — пошутила Лаура.
— Атеизм объемлет в себе все религии, чтобы затем их опровергнуть. Но если бы я искала земное воплощение божества, то нашла бы его только в цветах — они предел красоты. Напиши об этом поэму, Какаду. Ты ведь у нас поэтесса.
За пристрастие к нарядам и умение красиво одеваться Лауру сызмала в семье прозвали мастер Какаду, по имени модного портного из старинного романа.
— Стихи для меня то же, что для тебя цветы, — ответила Лаура.
— Нравится ли тебе легенда о том, что двое возлюбленных созданы из одного куска материи? Они всю жизнь ищут друг друга. Необъяснимая тоска гонит их по свету. Они единое целое и, чтобы быть счастливыми, должны соединиться, — спросила Женнихен.
— Очевидно, наша мэмхен и Мавр сделаны из одной штуки этого божественного атласа, — усмехнулась Лаура. — Впрочем, я больше не люблю сказок. Они нас обманывают. В действительности все совсем по-другому.
— Жизнь немыслима без грез, — возразила Женнихен. — Посмотри, как загадочны эти цикламены. Знаешь ли ты, что в Италии их называют пармскими фиалками?
— Любить можно многое на свете: родителей, детей, сласти, веселье, наряды… — не отвечая сестре и продолжая мыслить вслух, сказала Лаура.
— И для каждой любви, как пишут сентиментальный поэты, свой бутон на цветущей ветке. И все-таки, что ни говори, это поистине волшебство — встреча среди миллионов людей с тем единственным, кто станет твоим вторым я, — заметила Женнихен.
— Ты романтик, а вот я боюсь, что не сумею любить, как Джульетта Ромео. Мне нравится побеждать. Это тщеславие, и только. Затем приходит скука.
— Ты думаешь о Чарлзе Маннинге?
— Он пока еще не говорил мне о любви.
— Лаура, береги цельность своего сердца, чтобы испытать чувство настоящей любви.
— Я хочу быть любимой.
— Зачем тебе чужая любовь, если ты ее не разделяешь?
— Мы с тобой разные, Женнихен.
— Для нас все только начинается.
— Я могу полюбить лишь выдающегося человека. Он должен хоть чем-нибудь походить на Мавра или на дядю Энгельса, — сказала Лаура. — Я еще не встречала такого. Чарлз Маннинг заносчив. Он унаследовал вспыльчивость от матери-испанки и тяжелодумье от отца-англичанина. Его мысль никогда не парит, а ползет по земле. Он пригибает меня книзу. Кроме того, он влюблен как-то очень смешно. А ведь это чувство должно быть героическим. Не правда ли? Я могла бы простить ому сумасшедшие поступки в любви, но только не глупость.
— Ты действительно к нему совершенно безразлична, Лаура. Мне кажется, хотя я еще никого не любила, что достоинства в любимом человеке являются только поводом, внешним оправданием любви, но не всегда ее причиной. Мы так часто говорим об этом, что могли бы написать с тобой еще один трактат о любви, дополнив Шекспира, Шелли, Бальзака, Стендаля и разных других поэтов и писателей, — смеясь, добавила Женнихен.
Она сложила садовые ножи, поставила лейку и, взяв фонарь, пошла к выходу. Лаура нехотя последовала за ней. У двери их ждал небольшой, лохматый щенок Виски. Женни ласково погладила его густую шерсть. Недавно Женнихен и Тусси нашли его, горестно визжавшего, на дороге, ведущей к Хэмпстедским холмам. Пес пылко привязался ко всем обитателям Модена-вилла.
Луна глядела сквозь решетку из черных ветвей. Лондон готовился ко сну. Сестры прошли на верхний этаж. Женнихен отправилась к отцу, чтобы отнести ему букет цветов. Виски лог на свою подстилку в углу коридора и сразу почувствовал себя сторожем на посту. Вскоре Женнихен вернулась в свою спаленку и, прежде чем лечь, порывшись в книгах, отобрала «Историю Ирландии» и тоненькую брошюрку Мори Вулстонкрафт о борьбе женщин за равноправие, чтобы почитать перед сном. Она жадно отыскивала в густой чаще истории имена выдающихся женщин разных веков и стран и торопилась познакомиться с их судьбами и творениями.