Их руки соприкоснулись и сжались — одновременно и с равной силой — и Красная снова стала кубом, вместилищем знаний, и теперь Вайесс знала, что нужно делать. Перед ней был список, поток событий, она уже видела, как он работает. Даже прикасаясь к нему впервые, казалось, будто она проворачивала подобное уже сотни раз, и пальцы сами находили нужные точки и оси вращения. Вайесс чувствовала, как из недр земли наблюдает Око, как кто-то ещё — невидимый, осторожный, но вездесущий — пристально вглядывается в движения её рук, но на это не было времени: слишком долго она была снаружи, и чем дольше она здесь, тем больше времени с непривычки уйдёт на восстановление. Она всё это видела, одновременно с движением каждого из соперников, с изумлённым — впервые — лицом Бога, с секундными промежутками между атаками и защитой, с каждой мелочью, с потоками ветра и скоростью вдохов. Глаза снова закровили, но нужно было смотреть, и она продолжать наблюдать бесконечность вариантов, выискивая тот самый, нужный, составляя из разрозненных звеньев крепкую цепь. Вселенная падала к ней в руки, и Вайесс держала так крепко, как только могла, потому что в этот раз от этого зависела не только она сама.
— Скажи, — обратилась она к Красной, когда наконец закончила, — Знаешь, кто мы такие, кто все эти люди из Храма? Как нас называют?
— Знаю, — куб заворочался, будто дрожа от неприятных воспоминаний, — Мы Вершитель Эпох.
***
— Снова солнце долго садится, — буркнул Гатча, доедая последний кусок и скобля вилкой по жестяному дну банки. Тушёнка была жирная и мягкая — самое то после жары — но он почти не чувствовал вкуса, в последние дни от усталости просто принимая еду как необходимость. — Не к добру это.
— Веришь в приметы? — парень напротив — судя по шрамам на лице, наверное, самый старший вынул сигарету изо рта, выдувая дым и облизывая подсохшие шелушившиеся губы. — Глупо… для людей твоей профессии.
— Почему это? — усмехнулся Гатча.
— Ну… как сказать, — почесал затылок тот, — Например, как думаешь, разве есть связь между скоростью оборота земли и твоим чёртовым настроением? Вот и я о том же.
— Ну, кто-то же это придумал, — попробовал ответить парень, хотя связи и сам не видел, — значит, может и есть.
— А как насчёт вас? — тот, что со шрамами, повернулся к четырём сидящим в углу — кто на корточках, кто просто на полу. Из одной из рук ловко вылетела карта. Кто-то крикнул «бита» и сгрёб всё в кучу.
— Хрен знает, — пробубнил под нос один — черноволосый — и бросил последнюю карту. Крестовый валет лёг точно посередине импровизированного стола, и победитель закинул за голову руки, показывая, насколько он круче остальных. — Вышел.
— Что? — повернул голову старший.
— Ты тупой что ли? — тот посмотрел на него с таким презрением, что у всех остальных вырвался смешок. — Я вышел. В «дурака» играем, видишь?
— Молодёжь…
— А ты — старик, получается? На пять лет всего старше… — усмехнулся сосед черноволосого, но сразу исправился. — А вообще, я думаю, правда, брехня это всё — приметы ваши. Думать своей головой надо. Нас так учили, и всё, и нечего рассуждать, о чём попало.
— Ты проигрывать будешь тоже своей головой? — уставился на него и на веер из десятка карт последний оставшийся соперник. — Если решил, давай сдавайся, пока ставки ещё маленькие.
— Ещё чего! — на стол полетели две восьмёрки, — Кстати, как там твоя девушка? Не расстались ещё?
— Вмастил, — восьмёрки скрылись под десятками, еле показываясь цифрами на краях, — С чего бы? Твою ж…
— Да вот поэтому, — прыснул Гатча, когда герой-любовник неохотно протянул очередную банку консервов победителю, наблюдая, как победоносно лежит на его тузе козырной король. — Уже столько ваших вещей тут оставил.
— Ты либо играть научись, либо хибарку свою продай, чтоб хоть ставить было что, — присоединился старший, — Еда уже вроде кончилась, а?
— Заткнись, — насупился тот. Остальные рассмеялись. Конечно, всё это было не всерьёз, просто шутка.
— Как насчёт той девчушки, Вайесс? — бросил Гатча, прерывая веселье. Для них это была запретная тема, и до него никто не осмеливался её поднимать. Его — Странника — просьбы не оспаривались, не подвергались сомнениям. Дело было не в том, что они её жалели: они делали подобное уже множество раз и успели привыкнуть, но такое было впервые.
— Ты тоже, — они все чувствовали одно и то же каждый раз, когда копье в очередной раз ранило хрупкое тело, — Боишься её, верно? Эй, реально боишься?