— Своими руками убив своё прошлое, ты отказалась от сожалений. Пройдя через испытание, ты сделала своё будущее неопределённым. Теперь тебе нужно принять радость пути из ниоткуда в никуда, перехода от состояния к состоянию, движения твоей личной, отличной от всего остального истории. Принимать — значит в то же время отказываться. Удовольствие идёт параллельно страданию, сила — параллельно слабости, ошибки — параллельно правильности. Не совершив одного, не достичь другого. Взаимосвязь противоположностей — основа понимания мира, и когда ты поймёшь, какую силу рождает в тебе понимание, ты сможешь её использовать. Последствия — порождение не ошибок, но закономерностей. Эти закономерности необходимо вычислить, подчинить себе циклы собственного времени и превратить в нечто большее, чем просто «жизнь». Так боль, которую не способно вместить человеческое тело — боль мира — с принятием себя дарит энергию, жизненную силу, возможности целой реальности, искажённой в живом сосуде меньших масштабов.
— К этому ты меня готовил, для этого были тренировки на истощение, сражение на арене, проход через Стену? — Бог отрывисто кивнул. Или ей показалось. В Этом сгущающемся чёрно-белом мареве почти не было видно, и Он продолжил, почти не обратив внимания на вопрос.
— Научись идти вскользь обстоятельствам, сделай их своим союзником, а не врагом. Пусть они, как препятствия на пути реки, не останавливают тебя, а только переводят в новое русло — гораздо шире и просторнее прежнего. Линия существует всего одна, и прежде чем обвинять, вспомни, что только твои действия приводят к твоему будущему, только они в большей мере определяют, кем ты станешь или не станешь, чего добьёшься и как повлияешь на других. Твоя суть в том, что ты повторяешь изо дня в день — твои мысли: как ты думаешь, говоришь, размышляешь, воображаешь. Мысль становится действием, действие превращается в привычку, принося статичный результат — какое-то явление, которое будет существовать независимо от тебя. Всё это складывается многоуровневой, системной судьбой, потоком, в свою очередь проектирующим реальность.
***
Джон Фолкс и Юнмин патрулировали, то вышагивая взад-вперёд за укреплениями, то садясь подальше — наблюдать за шугающей ветром темнотой, пластом прятавшейся за светом ламп. Иногда они спускались вниз — зажигать пару автоматических прожекторов, водящих по округе копья-лучи. Юнмин больше не курил, зато завёл привычку держать руки в карманах. Джона это не раздражало, как остальных, он даже не обращал внимания, так, мельком только. Джон молчал, как бы боясь сломать ночную тишину давлением дыхания, словно небо было из хрусталя, и готово было обрушиться на их головы в любой момент — либо градом звёзд, либо градом пуль.
— Если бы не облака, я бы рассказал про созвездия.
— Разбираешься? — спросил Джон, поднимая голову.
— Читал… Могу даже назвать несколько.
— Молодец.
— И луны не видно…
— Жалко, — Джон осторожно положил ему руку на голову, спутал мальчишеские волосы. — Я бы послушал. С удовольствием.
— Эй, — от неожиданности резко по привычке огрызнулся тот, но вспомнив что-то, смягчился и глянул на старика. Нет, «стариком» в прямом смысле слова Юнмин назвать его не мог — Джону на вид было лет тридцать, нет, даже не определишь — это из-за седины, она всё спутывает.
— Успокойся, — улыбнулся Джон. Они как раз стояли около прожектора, восьмёрками кружившего по полю. Свет мешал видеть ночью, так что пришлось отойти подальше, прежде чем зрение стало острее. — Смотри лучше. Вон туда.
Впереди была видна чернота — с такого расстояния только провал в песке, но Джон, когда парень на него взглянул, кивнул ещё раз, мол, смотри пристальнее. Юнмин пригляделся: там, где свет прожектора терялся в песке, будто засасываемый в огромную воронку, что-то шевелилось, перекатываясь невидимыми датчиками и тихо поскрипывая.
— Мина, — пояснил Джон. — Установили давно, ещё до нашего прихода. Нам повезло, что когда занимали пост, была ночь, так бы и не заметили.