Огонь полыхнул в последний раз, и он замолчал. Вайесс показалось, что с исчезновением треска костра стихли и все остальные звуки, словно всё на свете зависело от этого маленького комочка тепла из угля, дерева и света. Наступила ночь — такая, когда луна еле проглядывает сквозь облака, а звёзд не видно совсем. Вайесс поднялась, пока Фабула не сводил с неё серого взгляда, и молча пошла назад, в лес. Ветки сразу захлестали её по лицу, так что пришлось прикрыться руками. Вокруг была только кромешная тьма, так что даже закрытые глаза мешали не сильно. Под ногами проседала сухая листва и крошилась земля, ноги иногда задевали за ямки, тогда еле получалось удерживать равновесие, чтобы не упасть. Вайесс, согнув колени, оперлась рукой о дерево и упала на спину, ощутив, как по открытым плечам мурашками пробежали колкие грани листьев. Ей нужно было подумать…
— Ты что-то осознала? — она не заметила, сколько прошло, прежде чем она снова вышла к Фабуле, всё так же провожавшему её взглядом. Перед ней возник её куб, — в этот раз практически подсознательно — и Вайесс движением руки направила его вниз. Как только острая грань коснулась древесины, она полыхнула алым, и костёр снова осветил деревья вокруг, прогоняя ночь.
— В приюте я поняла, что такое порядок, — Вайесс села рядом с Фабулой, уперевшись в колени локтями и положив голову на руки. — На улицах — что такое свобода, и, на самом деле, это не так приятно, как я себе представляла или как говорят. Потом я научилась получать: до вступления в отряд у меня жизнь только отбирала, а теперь вдруг подарила — надежду, дружбу, почти семью. И в конце я научилась терять. Но знаешь что: оглядываясь назад, я теперь понимаю, что всё это выбрала я сама — сама ушла из приюта, сама подала заявку, сама никого не спасла. Пускай это фантазия, и теперь мне даже не жаль, но… — Вайесс улыбнулась, и чёрная татуировка на её щеке заиграла бликами разгоревшегося костра, — …мне просто не хватило сил. Хватит в следующий раз.
— Она тебе нравится? — Джон Фолкс провёл тыльной стороной ладони по её щеке, и щупальца нервно задвигались.
— Нравится. Это воспоминания, но для меня лично — это скорее обещание, что в следующий раз я справлюсь, — Вайесс немного помолчала, потом начала тихо, будто боясь, что услышит кто-то помимо них. — Я всю жизнь хотела, чтобы проблемы решались без меня, чтобы меня ни во что не втягивали, ни в чём не обвиняли. Бессознательно это началось ещё в детстве, позже я это поняла и почему-то подумала, что так и надо, что это правильно. Потом меня сломали — мою веру, мои прогнившие идеалы, ну, моё «я». Всё перевернулось с ног на голову, и я ничего не могла с этим сделать. И впервые внутри появилось чувство, что я просто должна, обязана что-то сделать, а не становиться пассивным наблюдателем. Только и в этот раз ничего не получилось, а потом… А потом появился ты. И показал, что можно по-другому, что жизнь многогранна, что я и есть жизнь, и это… невероятно.
— Я заставлял тебя… — он помедлил, опустив взгляд, — страдать.
— И мне это нравилось, — поспешила оправдать его Вайесс. — И мне нравится, что ты сейчас извиняешься. Просто тогда мне хотелось быть значимой, хотелось исполнить желание Макри — совершить невозможное, пойти на подвиг. И эта боль — она прочистила моё сознание, как будто окатило ледяным душем. В те дни мне казалось, что я служу какой-то важной цели, даже если она твоя, и это было для меня самым необходимым, это придавало мне сил. А теперь я понимаю, что стала такой же, как ты.
— Бездушной? — сухо спросил Джон.
— Скорее рациональной, — поправила, усмехнувшись, Вайесс. — Теперь хочу делать, как правильно. Хочу, как ты, научить людей правильному. Может, в конце концов, я исправлю чью-то жизнь, как ты исправил мою?
Они встретились глазами. Две его руки легли на её, потом на куб, и красная плазма послушно, медленно потянулась к коже, накрывая обоих. Туман откатился далеко назад, и за ним показалась чернота пустыни, деревья затряслись и заскрежетали, как будто под порывами ураганного ветра. Земля ушла из-под ног, провалилась в раскрывшиеся трещины, материя подалась в стороны и злобно завибрировала от напряжения, где-то глубоко внизу что-то раскатисто загремело, и лес пропал, провалился в глубины земли, исчез, засыпанный слоем вечности. В самых глубинах мироздания открылось Око, и посмотрело на Вайесс, на неё одну, так пристально, что казалось, смотрит на неё весь мир. Потом всё, что было создано, накрыло море тишины, будто звук собрал сам себя, съёжился, как только что родившаяся звезда, а они всё смотрели друг на друга, пытаясь каждый во взгляде другого поймать что-то неуловимо красивое.