Всё произошло настолько быстро, что она не успела это даже как следует осознать. Из-за спины вдруг забил свет, а Фабула, оказавшийся в один миг перед ней, схватил Нима за лицо, вырвал из цепких объятий щупалец, поднял и впечатал в землю, оставив на месте человека только двухметровую дыру в полу. Казалось, сам воздух завибрировал от этого удара, в одно мгновение всё было кончено. Это был первый раз, когда Вайесс видела его силу, и это было ужасающе и ошеломительно одновременно. Она так и стояла, не в силах даже пошевелиться, раненая, со стекавшим по лицу от напряжения потом, пока Фабула не выдернул её из полусна, повернув в сторону свечения.
— Спасибо, — выдохнула она, опускаясь на колени и хватаясь за сердце от пережитого стресса. — А раньше никак было нельзя?
— Во-первых, нужно было сделать его, — он показал на жёлто-белый шарик, излучающий мягкий свет, — как можно быстрее. Во-вторых, это твой первый опыт в такого рода бою.
— Понятно, — она краем глаза заглянула в провал. — И всё равно…
Фабула взял её за руку и осторожно поднял, поддерживая под спину, потом подвёл к шарику, накрыл её ладонь своей и осторожно положил на шершавую бугристую поверхность. Ладонь Джона была холодной, как ночь в пустыне, и глаза — они блестели как в первую их встречу. Шарик горел маленькой радугой, шипя и плюясь кусочками тёплой плазмы, и внутри этого шарика было что-то сродни красному кубу — что-то непознанное, загадочное, за гранью всего, что она знала до сих пор. Вайесс неосознанно запустила руку в карман, порылась в нём, и, нащупав что-то холодное и жёсткое, сжала в руке осколок маленькой железной звёздочки. Это была реальность, её маленькая, треугольная реальность, и его — это осознание — она ни за что не отпустит.
— Готова? Пора идти, — Джон натужно выдохнул и мельком заглянул ей в глаза. Она посмотрела в ответ.
— Ты чего?
— Рука у тебя… тёплая.
Ним
Над городом повис полукруг луны, такой большой, что казалось, заполнил собой целое небо. Энью шагал в сторону богатых районов, овальной полосой светлых окон окружавших центральную крепость. Он слушал стук ботинок по мостовой, ветер, раздувающий пламя внутри него, шорох листьев редких деревьев, отдельные слова запоздалых прохожих. Мир говорил с ним всеми своими голосами наперебой, прерывая и смешивая один с другим, создавая из воздуха атмосферу ночи. Ему нравилось дышать прохладой — она очищала разум, делая мысли быстрыми и ясными. Он достал из кармана смятую бумажку и, прочитав ещё раз, сжёг прямо в руке, сжав пепел насколько сильно, насколько хватало злости. Энью прошёл открытые ворота внутренней, невысокой стены, и мир сразу преобразился: если снаружи уже царила ночь, здесь всё играло огнями фонарей, они били в глаза и отсвечивали бликами от металлических частей одежды.
Место, куда он шёл, было совсем недалеко, и было видно из любой части внутренней стены — высокое, четырёхэтажное, украшенное колоннами, разными узорами и завитками здание, верх которого охраняли четыре каменные горгульи, сидя на острых квадратных углах. Перед входом — высокими деревянными дверьми — стояли двое охранников, привалившись к стене и неторопливо болтая. Изнутри звучала музыка, а света из всех окон было больше, чем из всех домов рядом вместе взятых. Энью прижал руку к груди, ненадолго успокоив бешеное биение сердца, исходивший от него жар. В нём теплилось нечто его собственное: магия, взятая из самой души, из циркуляции крови, из движений мысли, частички реальности, скреплённые пониманием работы процессов, но кроме неё был целый организм — Фатум, — живущий с ним в неком симбиозе, в разделении полномочий.
Он глубоко вдохнул и вышел из переулка, направившись прямо к зданию, над входом которого красиво отсвечивала позолотой надпись «Приёмный дом». Он двигался как-то слишком быстро, хотя пытался сохранять спокойствие, может, из-за переполнявших его эмоций. Охранники вытянули руки, пытаясь его остановить, и Энью уже было приготовился отвечать, но, как только обе их руки легли на его плечи, что-то внутри проснулось, он увидел маленькие, тонкие и извилистые ниточки их судеб, и теперь было только одно желание — уничтожить, пожрать, не оставить после себя ничего. Вспыхнули синим пламенем плечи, и человеческие тела в мгновение осыпались пеплом вместе с одеждой, доспехами и оружием, развеявшись прахом в налетевшем ветре. Может, Энью показалось, но он почувствовал, как отдельно от всего остального тела губы подёрнулись лёгкой усмешкой. Он с шумом открыл двери и шагнул внутрь, занося на вычищенный пол грязь от ботинок. Человек в официальном костюме что-то ему сказал, потом преградил путь в залу, но Энью двинул рукой, сделав еле заметный жест, и в угол комнаты улетела ещё одна горстка пыли.