— Так это твоих рук дело? — Энью обернулся. — Сколько же ты испортил…
Перед ним стоял спутник Хиллеви, одетый в чёрную чешуйчатую накидку и раскинувший руки в стороны, показывая на результат недавней битвы. Энью даже не заметил, как он появился, но теперь это было неважно, важно было только желание разрушать, синей язвой засевшее в сердце. Халд в этот момент напоминал ему жертву: эта непринуждённая поза, видимость слабости, но в то же время было в нём что-то странное и, может даже, страшное: манера речи, слова, произнесённые из его уст, каждое вымеренное, но резкое движение тела, и этот взгляд — серый, металлический, как лезвие несущего смерть ножа. Он молчал, Энью не разговаривал тоже, в глубине души понимая, что за пару секунд эта встреча уже стала дуэлью, и проиграть в ней — значит… Нет, он даже не хотел думать, что будет после, хотелось только выиграть любой ценой, любыми жертвами. Пока Энью думал, Халд сделал еле заметно переступание с ноги на ногу, но он успел среагировать, мгновенное приняв стройку и создавая вокруг себя кольцо из огня. Дальше всё произошло в течение секунды: Халд оказался рядом с ним, проходя через защиту и опалив только локоть, но этой задержки Энью было достаточно, так что он приготовился отвести прямой удар левым кулаком в голову и нанести ответный, когда Халд вдруг одним движением развернулся, присел и нанёс секущий удар ногой в развороте по обеим его коленным чашечкам, с хрустом выгибая их в обратную сторону и отбрасывая его к проломившейся от такого напора стене.
Пламени больше не было. Казалось, всё его существо разрезали, смяли и исковеркали. Энью очнулся в холодном поту. Ему казалось, что он умер, но голову всё терзал и терзал муторный страх, хуже, чем когда он лишился учителя, чем когда остался один. Это мгновение его поражения было настолько величественным и настолько ужасающим, что он, казалось, больше никогда, даже во сне или после смерти, не забудет его. Но всё же сейчас он был не в горящем здании, а в какой-то кровати, и это немного успокаивало, совсем немного, потому что руки и колени были обвязаны чем-то стягивающим, клейким и холодным — не получалось согнуть даже локоть. Комната была маленькая, потолок над постелью был в сантиметрах тридцати, ближе к центру расширялся и образовывал своеобразную крышу, смыкающуюся прямо над окном. Брёвна в стенах, как и доски в полу, были светло-коричневыми, почти без шероховатостей, да и дыр совсем не было, так что от этого всё вокруг казалось поновее и подороже. На соседней кровати, в другом углу, сидела Хиллеви, и насколько Энью мог видеть, не только татуировка, но и всё лицо было чернее тучи. За окном светало, лучи лезвиями пробивались сквозь стекло, освещая собой оседающую пыль.
— Вот на что… ты променял мои уроки? — её голос ударил громом, рассыпался низким басом разбившихся стёкол. Глаза сияли звёздами, как и у Халда в злополучной Гильдии. — На разрушение?
— Извини…
— На хаос, на уничтожение, на смерть, — Хиллеви была непреклонна, да и вряд ли Энью такими простыми словами мог бы всё исправить. — Ты — Вершитель, но даже не можешь ответить за свой собственный выбор.
— Я не… — промямлил он, когда Хиллеви молча подошла и подняла его за воротник, тем самым вызвав ещё большую боль в повреждённых конечностях.
— Сколько страдания ты причинил… А я хотела помочь, как когда-то Халд помог мне, вытащить тебя из этого дерьмо, но ты сам загоняешь себя в него по самую голову! Хочешь драться, да?! Хочешь силы?! Тогда смотри, вот твоя сила!
Хиллеви прикоснулась пальцем к его груди, потом отвела руку, оставив пепельно-серую дымящуюся точку, покрывшуюся ранами и узорами, после чего с силой ударила по ней ладонью, вложив в толчок скопленную магию. Энью отбросило назад — или ему так только показалось, — и перед глазами с бешеной скоростью сменяющимися картинками поплыли воспоминания, пока каждый убитый им человек поднимался из глубин белизны, тянул к нему обожжённые руки. И каждое их касание отдавалось по всему телу острыми ожогами, чувством беспомощности и вины, переживаний и страхов, — будто сплюснутым отражением того, что чувствовали все эти люди в последние мгновения. Внутренности будто облили ледяной водой, было ощущение, что рёбра ходят ходуном вместе с лёгкими, но всё это слишком притуплено, слишком не по-настоящему — иллюзия, созданная его учителем.