Улей на ощупь оказался гораздо приятнее, чем на вид: мягкий невидимый мех, чем-то смахивающий на резину, приятно обхватил руки, нежно обволок пальцы, накачивая теплом отсыревшие кости и заживляя кровоточащие грязные порезы. Вайесс потрясла комочек жизни слабеющими руками, зачарованная тем, как перекатывается вода внутри, оседая каплями на стенках. Даже теперь, когда она была так близко, не хотелось торопиться. Она осторожно поднесла к губам влагу и сделала первый глоток. Жидкость побежала по венам, разгоняя закостеневшее тело, приводя в чувство застывшие механизмы. Больше она не могла остановиться, и, хоть и знала, что сразу так много пить нельзя, вливала в себя всё больше и больше, растягивая съёживающуюся кожу, разглаживая морщинистое лицо, приводя в чувство начавшие выпадать волосы. Куртка спереди пропиталась жидкостью, неприятно прилипая к телу, ощутилась боль старых ран и стёртых подошв, окрасилась в тёмно-красный шея.
Ясность пришла слишком резко, и голова сразу начала кружиться, переполненная нахлынувшими ощущениями. Первая пара глотков — и всё стало по-другому: она больше не видела ни теней, ни озёр, пропали видения, и их заместила боль. Заныли пробитые плечо и бок, изодранные ступни подкосились, и она рухнула на песок, выплеснув немного жидкости на лицо, но не выронив улей. Вайесс чувствовала, что рана в плече гораздо серьёзнее, чем ей казалось — часть руки уже отказывалась повиноваться, и полузатянувшаяся дырка сильно гноилась, загрязнённая налётом песка. Жидкость странным образом повлияла на неё, и Вайесс почувствовала, как зараза будто бы вытесняется, выплёскивается наружу вместе с заражённой кровью, вытесняемая чем-то более плотным, заполнявшим организм и скрепляющим тонкими органическими нитями разорванные ткани. Она провела здоровой рукой по подбородку и посмотрела на оставшийся на ней красный след. Без сомнений, это была кровь — вязкая, плотная, сладко-солёная на вкус, но для неё это больше ничего не значило. Странно, но не было ни брезгливости, ни отвращения — только долг перед собой, обязанность выжить любой ценой, и это было самым меньшим, чем она могла отплатить. Вайесс не заботило, чья это была кровь — может быть, даже ничья, потому что откуда здесь взяться людям. Гораздо важнее было то, что скорость, с которой восстанавливалось повреждённое тело с этой помощью, была просто невероятной. Всего в пару мгновений она осушила улей и стёрла рукавом остатки с окрасившихся губ, слизав языком драгоценные капли.
— За тебя, Хэл, — она вытянула чашу, словно ударяясь бокалами, и улыбнулась несуществующему собеседнику. — Спасибо.
Громада песчаной стены нависала над ней непреодолимой преградой, вместе с тем давая тень и спасение от удушливого зноя на поверхности как раз со стороны восхода. Хрупкая конструкция навеса еле сохраняла форму, готовая в любой момент обрушиться и окончательно похоронить сдавшийся город, поэтому нужно было торопиться. Вайесс выбросила грязные повязки — выпитая лечебная кровь делала своё дело, и раны постоянно больно кровоточили, освобождая от онемения и инородных ощущений. Дождавшись, пока процесс окончательно остановится, она наложила новые, последние бинты, до сих пор хранившиеся в рюкзаке, перевязала оторванными от карманов куртки лоскутами ступни и двинулась наверх, цепляясь пальцами рук и ног за наиболее прочные участки. Появились новые силы, но сейчас они были ни к чему — приходилось сдерживать каждое движение, чтобы не вызвать оползень, откатывающий её на несколько метров назад или просто сбрасывающий вниз и несущий до того момента, как она зацепится снова. Вайесс по очереди переставляла каждую конечность, иногда специально осторожно насыпая и трамбуя песок, создавая уступ для следующего шага, но даже идеальная осторожность не сильно помогала: чем выше она оказывалась, тем быстрее рушилась стена, норовя сбросить её обратно и засыпать тоннами черноты. Навязчиво ныли содранные ступни, заставляя морщиться и останавливаться в одной позе, превозмогая боль, если она жёстко прорезала необработанные раны. Когда времени и расстояния до вершины оставалось совсем мало, она на самом вертикальном участке со всех сил рванула вперёд, подминая под себя и сбрасывая вниз песок, чувствуя, как движется громада под ней, грохоча и дрожа от напряжения, готовая сорваться и рассыпаться в любой момент, превращаясь из конструкции в хаотичность, из порядка соединённых фигур в месиво бесформенности. Последний прыжок — и она перемахнула через черту, сразу сжавшись в комочек и закрыв руками рану и лицо, отдаваясь на волю пустыни и слыша, как срывается державшаяся до последнего волна, захлёстывая и ломая волнами хрупкие дома. Пустошь катила безвольное тело вниз, пока прямо за ним, оседая и распадаясь, словно продолжала рушиться крыша огромного здания, подломившая опорные колонны и обрушившаяся вниз, погребая под собой жильцов. Она падала долго, подлетая и больно ударяясь о твёрдую землю, оставляя большие синяки на спине и руках.