— Я ведь и правда выстрелю! — отчаянно запротестовал тот.
— Давай, я знаю, каково это, когда в тебя стреляют. Неприятно, но терпимо. Рука, — она кивнула в сторону прошибленной в двух местах конечности, — кстати, уже почти не болит.
— Что ты, мать твою, такое?!
Вайесс нарочито медленно шагнула и пошла вперёд, раскинув руки в стороны и готовясь принять шквальный огонь, но его всё не было. Келли просто стоял, опустив автомат, и смотрел на приближающуюся к нему метр за метром смерть — смерть с человеческим лицом одной из «счастливчиков».
— А, чёрт с тобой. Я всё равно не проживу здесь один, да и не хочу… Давай уже, делай, что задумала, — Вайесс остановилась, засомневавшись, но только на секунду, потому что в следующий момент они уже смотрели друг на друга в упор и… нет, это не было взглядом живого человека. Автомат сам оказался у неё в руках и впился тупым остриём дула в область сердца. Келли улыбнулся и упал, пробитый насквозь одной-единственной пулей.
Мир исчез, завертелся сотнями тысяч глаз, лес сложился, скомкался руинами, как тонкая бумажная книжка, притягиваясь к «Оку» стеклянными руками-ветками, играя светом и тьмой, круговоротом ночи и дня. Он отполировался в идеальный шар, и Вайесс стояла прямо посередине, упираясь ногами в самую тёмную часть титанического зрачка. Глаз вогнулся, падая в самый низ и утаскивая её за собой в темноту чёрной дыры, вращающей синюю галактику из линий и пыли. Пустошь смотрела в никуда, направив свой взор на бесконечность вакуума вселенных. Нечто из чёрного и белого, из жизни и смерти смешивалось, создавая чудеса многоцветности миллиардов миров. Она снова была в Храме, смотрела из появившегося окна на проплывающие мимо звёзды и тянулась к ним в попытке достать чудо, дотронуться до чего-то, что всё время таилось и пряталось, а теперь открылось ей, но пальцы не доставали уплывающие облака, они рассыпались разноцветным порошком, проходя сквозь руки, проходя сквозь ощущения и чувства. Вокруг сидели тысячи тех людей-скелетов, которых она видела и тогда, в первый раз, но теперь их было гораздо больше, и все они тянули к ней лица и руки, с которых капали в бассейн, разделяющий их, чернильные слёзы отчаяния и безысходности. Ей было жаль их — все они источали человеческую ауру, нет, даже больше, чем обычно, но все они были несчастны, они погибли, не успев завершить начатое, не успев найтись и просто приняв жизнь из той воды в бассейне, что они пили каждый день.
Храм снова вернул её обратно, туда, где лес расплывался, смешиваясь с потоками космических штормов, смывавших с него прозрачную защиту, оголяя беззащитный зрачок. Четыре трупа смешались вместе с остальным, сжимаясь в один дышащий алым куб размером с дверную ручку, словно впитавший всю их жизненную силу, всю пролившуюся кровь. То появляющиеся, то исчезающие черневшие углём деревья выплёвывали куски живой плазмы, разъедающей их изнутри и перебрасывающие магму на соседние стёкла. Кубик манил её неисполненной волей, просил коснуться себя, управлять, и она не мешкала — руки взялись за ледяной до жара металл, расплывавшийся и принимавший форму её рук, нежно обхватывающий каждую частичку кожи и реагирующий на любое движение. Вайесс с силой сжала его, повинуясь немому приказу, и лес взорвался вулканом магмы, сжавшись вместе с ней и выплюнув в пустоту сияющую желтизну бессчётной массы неуправляемого огня. Он растекался, заполнял собой всё, застывая и плавясь снова краснеющей от объёмов собственной силы звездой, умирая без подпитки и рождаясь заново. Вайесс провернула в руках последние остатки распавшегося куба, и лес съёжился в одну точку, окутав её, как одежда, защитным покровом и выбросив куда-то в пустыню с высоты, с которой виднелись далёкие небоскрёбы Арденны и сотни, тысячи километров бескрайней пустыни, пожиравшей остовы городов.
***
Сильный удар спиной о землю вывел её из транса, выбил любые намёки на иллюзию, вернув в ставшую для неё совсем другой Пустошь. Пот градом катился по лицу, грудь тяжело вздымалась от быстрого дыхания, тело содрогалось в неуправляемых конвульсиях, прекратившихся только через несколько минут, когда она, наконец, успокоила бешено бьющееся сердце. Она осторожно поднялась на локтях, узнав знакомый пейзаж деревни, где они останавливались. Вдалеке приятно журчал ядовитый родник, шуршала трава. Бог Пустоши сидел рядом, всё так же глядя далеко вперёд, будто что-то высматривая. Рядом с ним лежала Макри, скрестив руки на груди и разметав в сторону светлые волосы, будто срисованная с древних картин.