Будто живет здесь большая семья.
— Дом такой большой! – не удержалась Катя. — И пустынный, будто нежилой. Как так?
Ярослава только рукой махнула:
— Много знать будешь – до ночи не доживешь, — хохотнула она. Катя замерла. – Да брось, шучу я. Это он снутри такой большой. Снаружи – простой, как у всех.
— А зачем?
Ярослава стала спиной спускаться вниз, лукаво поглядывая на испугавшуюся подругу:
— А, видать, гостей много бывает...
И стремглав бросилась по лестнице, унося с собой звуки и тепло.
Дом, словно живой, сразу стал приглядываться к Кате. Она почувствовала его строгий взгляд, сухое дыхание.
— Подожди! – крикнула она уносившейся вниз Ярушке. — Я ж дороги не знаю!
— Так догоняй!
Она догнала ее уже на длинном открытом мосту, увитом лилово-красными цветами, и только затем оказались в основной части дома.
– Ты чего такая пуганная? – смеялась Ярослава. – Светелка моя - в легкой части дома, в ней гости живут разные... И не все они люди в том виде, к какому ты привыкла. Вот для того, чтоб они в мир живых не перебирались, и придумала бабушка этот мост.
— А зачем ты сейчас там живешь?
Ярослава остановилась. Строго посмотрела на Катю:
— Там силы больше, книги лучше запоминаются, — Ярослава приглушила голос, доведя его до зловещего шепота, — особенно ночью.
Катя побледнела.
Ярушка посмотрела ей в глаза и снова расхохоталась:
- Да не пужайся ты так! Шучу я! Шучу...
И выскочила на крыльцо, громко топая по дощатому полу.
Катя выскользнула за ней, спиной почувствовав, как сжимается за спиной пространство.
Отбежав несколько шагов от крыльца, она оглянулась: перед ней стояла обыкновенная деревенская изба, только на высоких сваях-столбах — четыре окна по фасаду, с кровлей, изукрашенной кружевами. Хороший, добротный дом. Ни тебе двух этажей. Ни перехода с лилово-красными кружевами.
— Чудеса, — прошептала она.
Ярушка нетерпеливо топталась за калиткой:
— Чего встала, побежали уже!
***
Катя вертела головой, стараясь запомнить все до мелочей, но глаза не успевали фиксировать все, что попадалось: вот ребятишки в одних перепачканных золой рубашонках, упругой веточкой дразнили гусят, те сердились, верещали, пытаясь щипнуть за пятки. А ребятишки заливисто хохотали, пока из-за распахнутых соседских ворот величественно и важно не выплыла гусыня. Тут уж малышня пискнула и бросилась врассыпную, отбиваясь от мамаши ветками, пока на не загнала их в крапиву.
По середине дороги, мальчишки-подростки везли на низкой повозке огромную бочку с водой, покрикивая:
— Во-оду везем! Кому во-оду надоть!
За ними, словно стайка воробьев, торопилась местная мелюзга, готовая броситься на помощь и отвоевать в честном бою право подать ковш чистой воды конному всаднику: тот, чинно позвякивая кольчугой, выводил лошадь со двора.
Катя прищурилась, ослепленная то ли бликами воды, то ли блеском начищенных до зеркального блеска доспехов.
— Ярослава! — окликнул их. — Подь сюды!
Ярушка подбежала:
— Здравия тебе, дядя Степан.
— И тебе добра, — он наклонился к Ярушке, почти на ухо прошептал: — бабушка твоя не дома, что ль?
Ярослава отрицательно качнула головой. Воин вытащил из сумы, прикрепленной к седлу коня, сверток:
— На, ей передай. Кажи, от меня, для закладки. Поняла ли? — Ярушка кивнула. — Ну, ступай!
И он, ласково потрепав подошедшего пацаненка, вскочил в седло, направив лошадь в сторону широкой центральной улицы.
Ярушка, проводив его взглядом, тихо бросила Кате:
— Погоди тут, — а сама бросилась со свертком в дом.
Катя осталась одна.
Как новая достопримечательность.
Ее тут же обступили ребятишки:
— А ты кто такая будешь?
— Я? — Катя растерялась. — Сестра Ярушки.
— А сестра у нее Марьюшка, знаем ее. Ты – не Марьюшка, — донимал вопросами рыжий конопатый пацан.
— Так я и не Марьюшка, Катей меня зовут.
— А откуда ты?
— А ну, брысь, мелюзга! — из-за ворот своего дома показалась Ярослава, грозно крикнула: — А то мороку сейчас напущу!
Ребятишки с визгом разбежались, попрятались за соседскими воротами. Старик только пригревшийся на завалинке, седой, с широким шрамом через всю щеку, только неодобрительно крякнул:
— Ох, Ярослава, доскачешься у меня. Бабке-то твоей кажу, что ребятишек пужаешь!
Ярушка покраснела:
— Да я шучу же, дядь Макар. Доброго тебе здоровьичка.