— Ярушку здесь оставишь? С собой же хотела взять, — Ефросинья забрала из рук Марьюшки нитки, аккуратно смотала рассыпавшийся конец.
— Не оставлять же ей гостью, — при этих словах Ярослава нахмурилась, искоса глянула на Катю, но спорить не стала. Могиня поднялась из-за стола: — На том и порешим: как возвернусь с заимки, посмотрю шкатулку снова.
И одним движением развеяв туман, вышла из светелки.
Глава 9. Портрет
Катя и Ярослава остались одни.
Ярослава, зажгла оставленную Могиней свечу, плотнее закрыла ставни.
Тавда молчала, окутанная пением сверчков, тихими шорохами листвы. Вдалеке брехливо лаяла собака, да перекрикивались стражники.
— Ярушка, — тихо ее позвала Катя. — А что, бабушка твоя и вправду… — она осеклась, не решаясь закончить фразу.
— Что «вправду»? — не поняла та. Катя оглянулась на дверь.
— Ведьма, — прошептала она, округлив глаза.
Ярослава поправила:
— Вернее, ведунья.
— А разница есть?
— А то! Конечно, есть, — Ярослава со знанием дела расправила рукава, устроилась за столом, — ведунья – это духовидица, дар свой от богов получает, а ведьма – от слова «ведать», знать то есть, она сама учится. Поняла ли?
Катя опасливо оглянулась на дверь.
— Да не особо.
— Ну, вот гляди, — Ярослава наклонилась, почти легла грудью на стол. — Ведьма может дурное слово сказать, вред причинить, потому что знает, какое слово сказать надо. И исправить беду сможет, только ежели слово обратное знает. А ежели не знает, то все, почитай, нету спасения. А ведунье знать то слово не обязательно, ей всего лишь пожелать надобно, хорошего ли, плохого ли... И оно случается. Сила в ней такая огромная, небесная. Понимаешь теперь?
Катя поежилась:
— А бабушка твоя тоже может и плохое, и хорошее желать?
— Бабушка злого не делает. Потому как знает, как зло выглядит! — внушительно глянула Ярослава.
— А вы не скрываете, что колдовством и магией занимаетесь? — удивилась Катя. Ярушка вздернула брови. — Ну, понимаешь, это же странно как-то.
— Странно, что ты носишь мужские портки, и не стыдишься того, — огрызнулась Ярушка.
Она резко встала и переставила свечу на сундук рядом с кроватью.
— Что тут странного? — продолжила, вернувшись на свое место. — Обычное дело, важное и нужное. Бабушку очень уважают. Ее потому Могиней и величают. К ней из самого Тобольска приезжали князья тамошние великие да бояре, — добавила она благоговейным шепотом.
Но в следующее мгновение она задумчиво добавила:
— Но, знаешь, правду бабушка сказывала, времена нынче ох какие неспокойные. Идешь по улице, а в спину могут и камень бросить... Боятся люди всего. И более всего того, что не понимают.
Она вышла из-за стола:
— Спать надо сбираться.
Сняла верхнее платье, аккуратно разложила его на лавке, расплела косу, измятую ленту плотно намотала на деревянную катушку.
— А ты чего сидишь? Спать ложись!
— Как же мне маму найти? — с тоской прошептала Катя.
Ярослава присела на край кровати, вынула из–под подушки гребень, стала причесывать волосы:
— Слышала же: бабушка с Заимки возвернется, там и решим. Пока ждать велено.
Катя пересела ближе к Ярушке, перехватила ее горячую ладонь:
— А если с мамой беда? Если ждать нельзя никак?
Ярослава отложила в сторону гребень, уставила на огонь:
— Сами мы все равно ничего не сделаем, — и, будто спохватившись, добавила: — Спать ложись!
Быстро задула свечу и юркнула под одеяло.
Комната погрузилась в мрак: только через узкие щели ставен тонкой лентой тянулся лунный свет, едва освещая фигуру уткнувшейся к стене Ярославы.
Катя прислушалась: из кованного сундука то и дело доносился крип, да дверью что-то мерно шуршало, поскрипывали половицы.
Она боязливо поежилась, быстро сбросила с себя верхнее платье и забралась под одеяло, ближе к стене.
***
Но сон не шел. Катя все ворочалась с боку на бок, тихонько, чтобы не разбудить Ярославу.
Та порывисто вздохнула и приподнялась на локте:
— Угомониться сегодня этот ирод треклятый?! — бросила кованному сундуку.
— А оно всегда здесь так?
— Что «так»?
— Ну, все скрипит, вздыхает...
Ярослава потерла друг о друга ладони выпустив из них световой шарик размером не больше теннисного мяча.
— Всегда. Не бойся ты, через дверь ничто не зайдет, видишь, над ней пучок полыни и горлицы висит? — Катя бросила испуганный взгляд на закрепленный под потолком пучок травы и кивнула. — Ну, вот, а чрез них ни один злыдень не проскочит. Ты от этого не спишь?