— Как же тут прекрасно, — восхитилась Лишари и повернувшись в её сторону я заметил, как её каштановые волосы подхватил ветер, развивая их на игре порыва.
— Ты уже тут бывала?
— Один раз… видела его, когда мы прибыли сюда.
Мы вдвоём нашли небольшой камень на который можно присесть и отдохнуть от всего происходящего… странно, но по поблизости не одной твари или краба и у меня возникает вопрос — какой лютый деятель меча, лука или магии мог здесь всё вычистить? Мой вопрос, наверное, так и останется без ответа.
— Этьен, — улыбнулась Лишари. — Можно я буду называть тебя просто Эт? А то твоё имя… такое ощущение, что я общаюсь с чиновником или священником. «Мессир Этьен, не соблаговолите ли вы подписать документ», — сыронизировала дама.
— Хорошо, можешь так называть, — соглашаюсь я, присаживаясь рядом с ней. — А вообще, я люблю документы, работал с ними раньше в Святом ордене.
— Интересно, а какие тут документы? В стране, где всем заправляют религиозники разве может быть развитое право?
— Отчасти ты права, с законами тут туговато. Но есть ещё и постановления Святого ордена, и приказы магистров, и каноны первосвященника, и уйма договоров в банков, Золотым серпом и торговцами, — меня пробрала ухмылка. — Особенно договора интересны. Такого количества заморочен мало где можно встретить.
— И тебе реально это интересно? Даже больше чем магия и археология?
— Да, отчасти, но покопаться в древних строениях я тоже люблю. В том храме, на севере, были интересные вещицы, отчего мне теперь и интересны немного стали руины.
— Ох, да ты книжник и законник.
Приятный прохладный ветер бьёт нам в лицо, последние лучи солнца падают на лик Лишари, еле-еле осветляя золотистым её немного смуглую кожу; да и мне в глаза попадает его свет и тепло.
— Эт, ты всё же прав. Война в Нериме, война на Киле, цикл, хаос в Эндерале… всем нам нужно немного покоя и тишины. Но заслуживает ли его этот говённый мир?
— В мире много хороших людей, — сложив руки на груди, тихо говорю я. — Может их не видно, из-за кучи подонков но это так. Есть матери и отцы, заботящиеся о детях, есть добрые властители, есть верные солдаты, есть много хорошего в людях… только в глаза сильнее всего бросается плохое… оно заметнее всего.
— Может ты и прав, Эт. Но знаешь, я столько всего навидалась в этой жизни… столько всего. И думала, что орден магов Наратзула это проблеск света в этом мире, но всё пошло в треклятую бездну, — Лишари сердито сказала.
— Чем выше цели, грандиознее задуманное, тем больше соблазна использовать всё в своих, корыстных мотивах. Ты же понимаешь, что революции задумываются романтиками, а их результатами пользуются проходимцы, — я остановился, погрузив подошву ботинка в песок. — А хорошее. Кузнец, с любовью и усердием делающий броню, матерь, воспитывающая день и ночь напролёт детей, учитель, отдающий себя полностью работе, воин с честью выполняющий свой долг и погибающий за родину — всего этого мы не замечаем, а оно есть. Да, порой кажется, что в этом мире нет ничего, кроме драмы и предательств, жестокости и похоти, но так ли это? Мне кажется, что нечто доброе, нечто истинное хорошее скрыто не в великих делах, а проявляется в мелочи, в быту. Нам не каждый день приходится это видеть, поэтому забываем.
— Скажи, вот зачем ты мне подарил это ожерелье и кольцо? — неожиданно спросила девушка, зажав в руках амулет с осколком сигила, который носит на себе. — Это тоже из добрых побуждений? Или какой-то расчёт?
— Кольцо пирийское, и я знаю, что тебе нравятся украшения этой сгинувшей цивилизации, а ожерелье… я вижу, что оно тебе просто идёт.
— Понятно, — Лишари всмотрелась вдаль, в самый горизонт, опершись подбородком на ладони, поставленные локтями к коленям. — А вот ваша компания в Эндерале, это же побуждение к хорошему?
— Ты о чём? О Велисарии и его плане?
— Да.
— Наверное это так, — я мельком взглянул на Лишари. — Если ты называешь добром спасение Арка и всего континента.
— Мне такие люди как он… не внушают доверия. Все они сначала — порядочные и желающие добра, а потом, как стукнет время каждый скидывает с себя маску, превращаясь из «отца» в деспота.
— Зря ты так. Велисарий — хороший командир. Я помню как-то мы попали в засаду бандитов, и всё, мне бы настал конец, но тут он ворвался в их ряды.
— Расскажи об этом подробнее.
— Мы тогда были послушниками и нас отправили в помощь страже на патруль. На медяковом тракте, дороги из Арка в Речное, на нас напало не менее двух десятков грязных оборванцев. Нас, трое послушников и пятеро стражников…, - мне стало слегка не по себе когда я это вспомнил. — Я думал там и положат, но благо рядом проходил Велисарий, отправленный на одну миссию. Он сразу бросился в бой, поставив наши жизни выше долга. В итоге он смог их оттеснить — магией и клинком. Я благодарен ему за многое… не только за это.
— Ох, тогда в нём опыта должно быть, как у самого знаменитого и великого из хранителей — Лорама Водореза.
— Может так и есть. Он родился в Арке в небогатой семье, но смог пробиться… прямо как Йеро. Только один сошёл с ума, а второй всё ещё держится, — я решил быстро сменить тему, мне неохота вспомнить канувшего учителя. — Скажи, а как случилось, что такая прекрасная девушка как ты, сдружилась с Константином Огневспыхом?
— А что такое?
— Не могу поверить, чтобы рядом с этим стариком были вообще какие-то люди. Он тебя называется Лишуши, Джеспара — Йозеф, хранителей поносит на чём стоит мир, а если обратиться к нему, можно получить порцию оскорблений.
— Имена… да, он от старости уже не запоминает. Я вместе с ним состояла в ордене Наратзула, не более того. Да, у него такой, немного скверный характер.
— Немного? — удивился я ответом. — Да он нас называл мракобесами, Орден — преступной организаций душевнобольных.
— Ладно, — на мгновение девушка перестала говорить, посмотрев на меня. — А что там у тебя с темнотой? Справился?
— Нет… это слишком глубоко сидит в моей душе. До всего этого я не боялся темноты, но испытание, оно изменило меня. Я понимаю, что это ненормально, но ничего не могу поделать.
— Я понимаю. В детстве тоже боялась темноты. Когда охватывает страх, ты попробуй дышать неглубоко. Хотя, — девушка протянула ладонь. — Дай мне руку.
В ответ я сделал то, что она просила. Пальцы обхватили запястье и в плоть полилось лёгкое тепло, отозвавшееся в душе лёгкостью и радостью.
— Одно заклятье. Я надеюсь оно немного ослабит твою… проблему.
— Спасибо, — говорю я, отнимая руку. — Премного благодарю.
Снова между нами не звучит не единого слова, мы вдвоём смотрим на солнце, которое уже наполовину опустилось за горизонт. Всё больше звёзд начинают зажигаться на вечернем небосводе.
— Скажи, — я услышал, что голос Лишари немного дрогнул. — А у вас, у хранителей было разрешено иметь отношения? Ты когда-нибудь имел отношения?
Я не знаю, зачем Лишари это спрашивает, к чему ей это и почему она не узнала об этом раньше. Но всё же, чувствуя лёгкое волнение, я отвечаю:
— До Святого ордена у меня никого не было. А потом… посты, молитвы и тактика чистого разума… сама понимаешь.
— Да. Вот ещё почему я считаю, почему вся эта «духовная» жизнь ордена — чистая муть, — возмутилась девушка. — Ведь нельзя делать, что хочешь, всё, что предаёт жизни вкус — запрещено. Разве отношения — это не хорошо… не приятно для тебя?
— Лишари, скажи, если можно делать, что хочешь, то почему светопыль[25], сильнейший наркотик под запретом? — осторожно я спросил. — Представь себе ситуацию, один хранитель пал в объятия тёмных сил, а его жена из Ордена всё ещё служит чести. Не станет ли для неё это тяжёлым выбором и душевной травмой? Лишари, пойми, запреты иногда установлены не просто так… что позволено королю, то не позволено крестьянину и наоборот.
— Понимаю, но для меня вся эта фигня — мутная и не понятна, — всё так же продолжает возмущаться Лишари.