— Уходи дурак! — кричит мне Арантеаль, схватив за плечо, но его слова превратились в нечто второстепенное.
Мы опять атакуем, но массивный ратник плечом опрокидывает Арантеаля и пытается его заколоть, но я колющим ударом вгоняю меч в пояс врага и кажется, что он прошёл за доспех. Тут же получаю кулаком в челюсть и не устояв, падаю на песок. По моему лицу стекают ручейки тёплой крови, царапается песок, боль уступает холоду.
Я переворачиваюсь и ощущаю, как правую руку придавил тяжёлый металлический сапог. В пальцах раздаётся хруст и в мутнеющем взгляде я замечаю, как клинок заносится для последнего удара… я не могу пошевелить ею. Я… подвёл Велисария.
Мертвые — они повсюду и кажется, что скоро я стану один из них… битва, она скоро закончится, но я не увижу её конца. Чёрная волна ненависти захлёстывают мою душу вместе с холодом смерти, и я ничего не могу сделать. Этот враг… он перебьёт ещё множество наших, и я ничего не могу поделать.
Но! Это не может всё кончится просто так, я не могу это просто так оставить. Направив вспышку гнева в левую руку я поднимаю я срываю с пояса последний «громыхатель». Меч уже начинает движение ко мне и резким движением поднимаю дрожащую слабую руку и давлю на крючок.
Мы пропали в облачке пороха и когда его унесло ветром, я вижу, что меч врага опущен, горло пробито — кровь стекает по груди ратника, его руки опущены он, в последних конвульсивных движениях пытается поднять оружие, но не может. Арантеаль набрасывается на него, но не убивает, и тот могучий воин продолжает сражение.
Я, сквозь мутнеющий взгляд вижу битву двух мастеров меча. Арантеаль пытается поразить его в раненный подбородок, но массивный латник устало отбивает его выпады, контратакуя и пытаясь поразить бывшего магистра в лицо.
Парировав атаку, Арантеаль ударом в грудь заставил покачнуться противника, но тот поднял и опустил свой смертоносный клинок, вспахав им песок при ударе, попав в то место, где раньше стоял Арантеаль.
Бывшему магистру надоело это, и он бросился вперёд. Мощный нисходящий удар пришёлся на наруч и раздался смачный звук треска кости, а правой рукой Арантеаль направил острие меча в отверстие от пули и прорезав металл пробил доспех и вогнал клинок в цель.
Выдернув меч, Арантеаль отошёл назад, дав могучему воину упасть на песок, обволочься в него. Армия врагов, увидев, что их могучий воин пал, дрогнула сердцами, впала в замешательство, и воины Эндерала перешли в контрнаступление по всем фронтам, но я уже не увижу победы нашей.
С радостью от того, что мы победили, я перевернул себя в сторону Арантеаля, которого вижу через угасающее зрение. Он подбегает ко мне и чётко говорит, я же слышу его слова пока не потерял сознание:
— Ты совсем плох. Тебе нужно в лазарет.
Внезапно все мои сознательные чувства обострились, и я увидел, как возле бывшего верховного магистра собирается облачко чего-то красного и эфемерного. Остальные воины этого не видят, но то, что моя душа медленно отходит от тела, которого я всё больше не ощущаю, даёт мне отчасти зримость духовного мира.
— Арантеаль, — мысленно обратилось существо, которое почему-то я хочу назвать «высшим». — И здесь ты проиграл. Ты не спас этого паренька. Так же, как и не смог уберечь свою плоть и кровь от ошибок, — существо прокрутило перед душой Арантеаля старые картины прошлого — как он отказывается от ребёнка перед высокой светлоликой и темноволосой женщиной, затем идёт бой, и он сражается с кем-то, кто немного на него похож; я увидел все те картины боли и стыда, которыми Арантеаля стегают и понял, что тварь помыкает им через чувство вины. — Ты даже не смог добыть «нуминос». Ты везде проиграл.
— И что же мне делать?
— Возьми меч и сам покончи со всем этим, — стало убеждать существо. — Оставь этот мир, ибо его ты уже не изменишь. Ты проиграл везде и всюду, так умри же.
— Но ведь есть ещё светоч.
— Светоч-чь, — прошипело существо. — Ты уже ничего не сделаешь.
— Да, — воин поднялся на одно колено. — Есть ещё шанс вас остановить.
— Ар-Ара-ант-еаль, — собрав все силы в кулак, стал хрипеть я. — Теб-бя дурят. Вс-всё у-уже сд-сделано.
Я увидел, что мои слова будто прошибли его, и он понял, что большую часть жизни сражался не за мир и Рождённых светом, а против чувства вины, которое пожирало его душу. Защита «богов» стала для него способом показать, что он хороший воин, но когда они пали поиски искупления привели его в войне с «Высшими», где он продолжал силиться доказать, что в самый последний момент может что-то изменить, покрыть все ошибки и тем самым сказать — «я этой победой искупил всю свою вину». Но это был обман, что Арантеаль и понял.
— Я сдамся, — повержено ответил Арантеаль, отбросив меч; до бывшего магистра в пылу победного наступления особо и дела не была. — Пора смириться со всем. Если меня казнят, то пускай, — и после этих слов алая сущность, которая попыталась вновь его использовать в своих целях, отступила.
Но кажется, я больше ничего не увижу. Мне же горько… я чувствую во рту горечь и вкус железа, багровая влага заиграла на моих губах. Досада обвивает сердце — я ведь больше не увижу Лишари, не поговорю с друзьями. Ранение…, наверное, это смерть… я слышу уже пение, приятное сладкое пение литаний… я вижу свет, ослепительный яркий свет, от которого исходит тепло. Я не чувствую боли. Я вижу свет и чувствую лёгкость. Кажется… это конец.
Глава 20. Finem Fabula*
Глава 20. Finem Fabula*
«Час свершения войн пришёл. Так прошу же Тебя, позволь народу сильному, греться под светом солнца Твоего, ибо они показали себя верными, сильными и благородными. Ты, Творец, — мой свидетель. Это конец»
— Из книги «Предание».
Спустя два дня. Храм солнца.
Мне кажется, что прошло несколько мгновений, пара мигов в которых я видел всю свою жизнь, зрел свет, приятное тёплое синие, прежде чем очнулся. Сначала пришла боль — в груди, в руках и ногах, а затем я вдохнул настолько глубоко насколько можно было. Действие отдало болью в голове, и я попытался открыть глаза, но перед очами вместо света всё заполнила темнота, которая медленно стала рассеиваться.
— Про-проклятье! — прохрипел я, пытаясь понять где, что произошло и что со мной… я чувствую боль, ощущаю ломоту в костях и у меня кружится голова — значит я всё ещё не умер.
Я пытаюсь поднять корпус, но не могу — слабость в теле на даёт мне это сделать, а затем мне на грудь ложится жилистая рука и спиной я опять чувствую мягкую постель и подушку.
— Лежи смирно, — звучит предостережение.
— О’Б-Брай-йенн, — выдаю я, по голосу узнавая парня.
— Да, это я. Скажи спасибо санитарам в походном вашем лагере. Если бы тебя туда не оттащили и не оказали первую помощь, мы бы с тобой снова не говорили, — дальше звучит фраза, исполненная упрёком на пару с удивлением. — Два раза ты тут и эти разы ты едва не погиб. То ли ты очень глупый, то ли очень смелый.
— Бит-тва… Велисарий… Дюн-ное, — простонал я, надеюсь узнать что-то о них.
— Давай всё позже, — О’Брайенн протянул ко мне руку, и я ощутил на затылке его ладонь, он мне помог приподняться, а к губам поднёс бутылёк с зельем; раствор влился мне в горло пылающей горькой волной, в тоже время дарующей покой и быстрое освобождение от садни в теле. — Тебе нужен отдых, я думал, что мне не удастся тебя вытащить.
— С-спасибо, — тяжело выговорил я, и расслабился на постели.
— Да и, та девушка, которую ты спас. Она очень сильно о тебе беспокоилась. Я даже думал, дать ей двойную порцию концентрированного экстракта сон-травы.
— Ты… не-не м-может эт-этого быть, — не верю я.
— Это так. Я не знаю, что там между вами случилось. Для меня это либо холодный расчёт… вдруг ты ей денег должен, либо химия, но признаю, что есть нечто большее, чем игра веществ в организме. Ладно, набирайся сил.