Снейп все её психи стоически терпел, но она видела в этом своеобразное кармическое воздаяние — он не сдерживал свой мерзкий характер при ней долгие годы, пришло время расплаты. Теперь он почти ничего не комментировал и саркастичные замечания озвучивал только в лаборатории. Наверное, это было даже неплохо. Северусу шло молчание, он был из тех людей, что вроде и поступают верно, но все впечатление сводят на нет собственным злым языком.
Из-за смерти Дирборна часть безопасных домов Ордена была дискредитирована. Не то чтобы начались массовые происшествия, но, очевидно, Пожиратели нашли кого-то, кто теперь мог рассказать, куда его приводили. После смерти Хранителя информация становилась доступна, а в штаб-квартирах бывали не только лояльные маги, но даже магглы, оказавшиеся под ударом, в основном, конечно, родственники магглорожденных. Выбить знания из неподготовленного человека было, конечно, в разы проще. Они успели предупредить почти всех. Сеть не рухнула полностью — как она и думала, не меньше половины Фиделиусов на себе держал Дамблдор. Но все же Медоуз подловили. Как и в их со Снейпом мирах, казнил её лично Воландеморт. Это было предупреждением. Прошла только половина восьмидесятого года, а ситуация вдруг резко обострилась, как должно было случиться только под конец восемьдесят первого. Хотя какие уж тут к черту планы без пророчества. Вероятно, тогда Воландеморт тратил на его дешифровку немало времени, сейчас же его ничего не сдерживало.
Поттеры, наконец-то, послушно ушли в подполье. Этому сильно поспособствовали скорые роды у Лили. Их Хранителем тайны стал Люпин. Он сообщил ей адрес, чтобы она могла попасть в дом, так что Гермиона была более чем уверена, что они не стали опять «хитрить» и не объявили ответственным лицом другого. Хотя она все же подспудно ждала, что это будет Сириус, но ему уже была обещана должность крестного, как поделилась с ней Лили, и, кажется, он был вполне этим доволен. Правда, виделись они после её похищения и того разговора всего пару раз, да и то под надзором Дамблдора, так что просто сжато обменялись информацией.
Питера ранили серьезнее, чем показалось поначалу. Если Фрэнк Лонгботтом покинул Мунго на своих двоих и сейчас заботился о жене, которая тоже в скором времени должна была разродиться, то Петтигрю выдали на поруки матери. Его жизнь была вне опасности, но предстоял долгий период восстановления. Вот так они ловко и хитро избавились от подлого предателя из рядов Ордена. Гермиона каждый раз криво усмехалась, когда думала об этом. Вряд ли он вдруг решит переметнуться к тем, кто покалечил его, да и сомнительно, что Пожиратели или сам Том его примут. Она даже навестила его вместе с мародёрами, но без, понятное дело, Снейпа, и не удержалась, шепнув, что избавилась от той, что отправила его на больничную койку. Его лицо перекосила некрасивая, хищная ухмылка, он сжал её руку (почему все всегда хватают её за руки?), но Гермиона даже не почувствовала отвращение. Она практически понимала его сейчас.
Гермиона занимала почти все свое время работой в лаборатории. Она действительно неплохо набила руку в зельеварении, хотя так и не почувствовала к ней какой-то внутренней тяги. На самом деле сейчас ей ничего по-настоящему не нравилось: о будущем можно было рассуждать только с сарказмом, учебные дисциплины остались где-то далеко позади, а у неё была классическая проблема отличника — получалось то много чего, но ничего не привлекало в длительной перспективе. Вероятно, останься она в своей реальности, то пошла бы менять мир, но сейчас мысли о должности в министерстве и политике вызывали только тошноту. Впрочем, это опять было переливание из пустого в порожнее. Пока Воландеморт жив, у неё было только одно стремление.
Теперь, когда Снейп мог уйти под вечер и возвратиться под утро, а она возилась на кухне и перемывала в пятый раз котлы, не находя в себе силы отправиться в кровать и смотреть на полог палатки, пока не раздастся хлопок трансгрессии, что-то изменилось. Ещё будучи школьницей, когда ей положено было быть нежным цветком, она узнала, куда он ходит и что, хотя бы частично, он там делает. Конечно, никто не говорил ей прямым текстом, что вот, мол, вчера пришлось допросить и убить грязнокровку, а потом варить Феликс Фелицис для Пожирателей-боевиков, но по обрывкам разговоров, новостям, мертвым глазам Северуса ей было это все очевидно. Наоборот, хоть Гарри и держали подальше от изнанки войны, она не понимала, как он не догадывается. Но тогда она и сама была подругой героя, где-то в чистой и благородной части списка людей, что боролись с Воландемортом. Совсем не чета всяким там запятнанным Снейпам и вообще непонятно как прибившимся к Ордену Флетчерам, хотя даже в то время у неё были секреты. Сейчас они были в одной лодке, даже более чем, они были командой, напарниками и все это заводило их дальше и дальше.
Гермиона видела, что его ломает. Все же перерыв, когда он мог прочувствовать почти полную свободу, по крайней мере, от одного хозяина, был достаточно долгим. А теперь ему приходилось возвращаться в тот мир, в то состояние уже, кажется, в третий раз. Он так явственно отгораживался и закрывался, что ментальную броню вокруг него можно было почувствовать физически.
— Малфой все ещё не назначил встречу? Я думала, скоро — это немного быстрее.
— Сейчас не лучшее время. Воландеморт требует много внимания.
— Тоже мне принцесса.
Гермиона фыркнула, но Снейп был слишком подавлен для шуток. Видит Мерлин, несмотря на собственные рассуждения о пользе тишины, ей было бы спокойнее, если бы он снова начал срываться на все живое в радиусе километра — то есть практически наверняка на неё одну, и сыпать гадостями направо и налево. Её эмоциональный раздрай чуть поугас, она перестала поощрять свои нервозы и опять обратила внимание на других.
Поразмыслив секунду, Гермиона встала, обошла стол и обняла Северуса, залезая на скамью с ногами. Они были на одном уровне, поэтому он молча уткнулся ей куда-то в шею, не выказывая ни удивления, ни сопротивления, а она запустила пальцы в его волосы. Просто чтобы проверить, что на ощупь они действительно мягкие. Это было неуместно, но она хотела сделать так, наверное, ещё в своем времени. В какой-то момент ей показалось, что он задремал, дыша глубоко и ровно.
— Тебе надо взять выходной.
Он кивнул, клюнув носом в её ключицу, и было во всем этом что-то слишком интимное для простого участия и поддержки, но она так и не почувствовала себя неловко. Если собрать воедино все эпизоды близости, что происходили между ними в последнее время, то удивляться уже было поздно. Но, конечно же, они ничего такого не обсуждали. В этом плане его молчание перестало её устраивать уже всерьез.
В сопливых драмах Гермиону всегда раздражал сюжетный штамп, когда персонаж бесконечно тянет с признанием очевидного или не решается сделать первый шаг, боясь отказа. Это всегда было так глупо и тягомотно, но именно этим они сейчас и занимались. Наверное, можно было бы рассмотреть в их взаимоотношениях таинственность и романтичность или тонкую эмоциональную игру, как все эти слизеринские многозначительные недомолвки. Но ей это казалось обычной социальной неловкостью. Не то чтобы она сама была хороша в этом, но, очевидно, метод «а вот догадайся, что я имел в виду» — это не хитрая уловка, это банальное неумение общаться словами через рот. Она все же считала его поцелуи поцелуями, а не нелепой случайностью под влиянием момента. И как-то, приближаясь к двадцать первому дню рождения, не видела ничего крамольного даже в банальном физическом влечении на фоне изоляции и их естественного взаимного доверия.
Но все же прямые вопросы вроде «я тебе нравлюсь?» заставляли её чувствовать себя, как в детском саду. После всего того, через что они прошли вместе и с двойниками… Видимо, проблемы и недомолвки с Роном её ничему не научили.
*
Они опять собрались у Поттеров. Выбор мест, учитывая недавние события, стал резко ограничен, но теперь дом был хотя бы хорошо защищен. Такая концентрация магии и всевозможных отталкивающих чар вряд ли пойдет на пользу соседям-магглам, они вскоре начнут беспокоиться из-за своей невнимательности и, в длительной перспективе, могут даже переехать, но лучше уж так, чем продолжать подвергать всех опасности.