Оборотень этого не заметил. Все его мысли вертелись вокруг того, как лучше связаться с Брутом. Больница была обычной, человеческой и защищена магически лишь "для галочки", как и остальные подобные заведения. Душевнобольных волков отправляли на "строгую адаптацию" даже при возможности лечения, потому ещё с интернатов процветали народные средства, которые кто-то когда-то слышал от старейшин. Арес в этом всём не понимал, ему хватало знания о том, что для отца эта работа не в тягость и живёт он там же. Осмотрев каменный забор, он не увидел ни камер, ни амулетов. Чуть дальше, на контрольно-пропускном пункте лениво пульсировал адуляр. Как предположил альфа, это была система определения работников-оборотней. Но пользы в этом он искренне не видел, ведь энергии прочих минералов, которые бы могли остановить нарушителя или иным способом обезвредить, он не ощущал. Скрываясь в форме волка в кустах, он всмотрелся в металлическую кабинку охранника. Тот размеренно посапывал под журчание какого-то ночного шоу на маленьком экране. Тревога Ареса начала отступать. Пробравшись вдоль стены под шлагбаумом, а затем, чуть попотев, под железными резными воротами, он оказался на небольшой, но ухоженной территории лечебницы.
Предположив, что для проживания оборотней новое здание не выделили бы, он прыжками пробирался по кустам к самому неприглядному корпусу. И не прогадал — он был защищён рубинами, парочкой авантюринов и, в большей мере, знаками, позволяющими направить даже небольшой источник энергии в нужное русло на значительные площади. Издалека альфа принялся вглядываться в окна. Кое-где горели тусклые лампы, но рассмотреть мелькавшие за стеклами лица не удавалось. Когда сбоку послышались осторожные шаги, а потом белый свет ослепил Ареса, он, не раздумывая, прыгнул на пришедшего, повалив того на землю.
Днём в еловом лесу на возвышенности…
Мы методично разрывали лося на крупные жилистые куски, чтобы отнести в стаю. Вендиго, искалеченный и прихрамывающий, все также не проронил ни слова. Когда мы пересекались взглядами, мне казалось, что в нем нет никаких эмоций, лишь холодная отстраненность. Моя задетая и, вполне себе оправданная, гордость за свою роль в охоте, вынуждала меня тоже молчать. Воплотившись людьми, мы собрали столько мяса, сколько могли унести, и побрели к убежищу. Когда до прибытия оставалось не больше пары минут, брат резко остановился.
— Что? — вырвалось у меня.
— Я все думал, Алекс, что помогло тебе изменить намерения добычи, — он ответил сразу, спокойно и осмысленно, будто готовил эти слова. — Такой неопытный охотник как ты, смог не только поменять расстановку сил: вытащить лося на сушу, где у нас больше преимуществ, схватить за тонкое место и самому ещё не помереть. Ты сделал все четко и я удивлен.
— Надеюсь, приятно? — фыркнул я, понимая, как своим успехом на его поле, смог принизить, в его же глазах, Вендиго.
— А потом я понял. Ты действовал так, как действовал бы человек. Как человек напуганный, впадающий в ступор при виде опасности, подчиняющийся первичным инстинктам даже при наличии стратегии — обычный человек, — он недолго помолчал и продолжил. — Но эти самые инстинкты привели тебя к форме и действиям волка. И это стало твоим преимуществом.
— Ты удивительно многословен, брат, — сказал я, не желая пока обдумывать сказанное и вступать в полемику.
После этого Вендиго снова замолчал, но не сводил с меня взгляда и не двигался с места. Я прокручивал в голове его последнюю фразу, понимая, что пропустил что-то очень важное. А возможно, он и сам не сказал, давая мне волю трактования. Брат, со всей его дикостью и тяжёлым нравом, не был непробиваемо глупым, каковым его многие считали, но и абстрактными, наполненными глубинными смыслами, речами тоже не отличался. И этот разговор должен был мне дать что-то очень важное… Очень…
— О, сынок, какой ты молодец, — услышал я восторженные слова матери где-то впереди.
— Это заслуга Алекса, — в привычной хмурой манере ответил брат.
В психиатрической лечебнице, ночью…
Послышался хриплый кашель. Арес, продолжая лапами вдавливать человека в землю, сощурился и посмотрел вниз. Мужчина с проступающей сединой в волосах, сдвинув брови, смотрел в ответ.
— Отец? — оторопел альфа.
— Сын? — наигранно и недовольно спросил Брут.
— А я… к тебе. Почему я тебя не почувствовал? — эмоции на его лице сменялись одна за другой.
— А ты бы ещё ближе к этим глушилкам стоял, — сплюнул отец, неловко вставая с земли. — Сам же про такие рассказывал.
Арес, отходя от шока, с удивлением осматривал его, особо не вслушиваясь в недовольное бурчание. Он знал Брута, хоть и возрастным, но статным и сильным волком, чьи разговоры были наполнены поэтизмами и "высокими" оборотами. Мудрый вожак, альфа, которой через пару лет мог быть признан старейшиной — таким сын всегда его считал. Сейчас же перед ним отряхивался от пыли обычный мужичок, которых он десятками видел на улицах города. Его взгляд не был пронзительным, а манера речи потеряла всякий лоск. Оборотень с грустью признал это открытие, но решил прикрыть его тем, что отец не может ужиться в людском мире и проявляет свою истинную натуру именно в волчьей ипостаси в своей стае. Но даже это оправдание для самого себя не могло скрыть ту трещину, которую дали в тот миг его идеалы.
— Я тебя ещё на подходе увидел, — продолжая Брут. — Думаю: ну, точно сейчас будешь наши каморки искать. И вот он ты, — он добродушно улыбнулся, давая Аресу возможность говорить.
— Отец, — вздохнул альфа. — Мне нужна твоя милость.
Престарелый волк сложил руки на груди, цокая:
— Не просьба, не совет, а уже милость. Что натворить успел-то?
— Во-первых, мне нужно, чтобы ты встретился с дядей Арманом…
— Нет, — перебил его оборотень. — Следующее?
— Мне нужно где-то скрыться самому и скрыть Викторию.
Глаза отца округлились, а уголки губ стали подрагивать. Он неотрывно смотрел на сына, который, оставаясь в волчьем теле, склонил перед ним голову.
За психиатрической лечебницей…
Виктория лежала в траве, вся сжившись, притянув колени к груди. Из глаз её непрерывно текли тяжёлые слезы. Она уже перестала считать те моменты, когда она плакала за эту, непозволительно долгую, ночь. Но этот раз был для нее самым сложным и даже опасным. То и дело вскакивая, она пробегала несколько метров по направлению к дому своего мучителя, но падала и сжималась в новой волне истерики. Она царапала свои руки и лицо, в попытках болью физической заглушить душевную. Она билась о землю и смотрела на небо, но никак не находила покоя. Оставшись одной, девушка столкнулась с теми мыслями, которые раньше скрывались за адреналином, скоростью и риском побега. И теперь она, охрипнув от немых сдавленных криков, лишь повторяла: "Дети. Мои дети!".
Глава 10. Старейшины
Арес и Брут, вяло переругиваясь, спешили к поросшему полю. Долгих объяснений не потребовалось: отец уже знал о массовом побеге из изолятора, а о том, что произошло несколько часов назад в доме министра "Новой политики", свечение которого было видно за многие километры, он догадывался, но и в страшном сне не мог представить, что главным действующим лицом оба раза будет его сын. "Ты порушил жизнь свою и всей стаи" — мрачно говорил он, пробираясь через ворота. "Мы тебе всегда помогали и сейчас готовы были. Почему поспешил?" — не ожидая ответа, продолжал напирать он. Арес на это лишь грустно кивал, принимая свою ответственность перед семьей.
Два серых волка рыскали в высокой траве, пытаясь почувствовать Викторию. Но, казалось, что её здесь никогда и не было: столь крохотны были крупицы той силы, что исходили от нее. Брут уже был на взводе и готовился обвинить сына в глупом розыгрыше, когда они увидели вдалеке, почти у самой дороги, женскую фигуру, освещаемую лиловым светом магического луча. Она удалялась, а потом пропадала из виду, вставала и снова шла. Альфа сорвался с места, оставляя отца позади. Широкими прыжками, бегом, что со стороны напоминал полет, он за считанные минуты преодолел расстояние, отделявшее его от возлюбленной. Она шла словно в трансе: её руки безвольно повисли вдоль тела, шея роняла голову то в одну сторону, то в другую, рыжие локоны спутались, в них были видны стебельки сухих трав, а прекрасные небесно-голубые глаза оказались окружены сетью лопнувших сосудов. Арес воплотился человеком и схватил ее за плечи. Она медленно перевела взгляд и, через пару мгновений, будто вспомнив, кто стоит перед ней, разразилась новым градом слез. Виктория осела на землю, все ещё поддерживаемая им, схватившись за голову, зарыдала, не в силах ничего ответить обеспокоенному оборотню. Так их и догнал Брут. Больше прежнего нахмурившись, он заговорил с сыном так, будто девушки здесь и не было: