Я перевернулся на бок, лицом к плесневеющей стене. Приличная одежда была изорвана в клочья и валялась где-то у живой изгороди. А на моем теле висела роба заключённого. Амулет в бронзовом ошейнике импульсами разносил по коже жар. И, если бы не он, то я бы выглядел почти нормальным человеком. Почти… Какой же показной скандал разразился, когда какой-то министр эту фразу ляпнул в прямом эфире. Его и премии якобы лишили, и на ток-шоу он сидел оправдывался, и в затишье ушел. Только вся штука в том, что ни один оборотень не способствовал разгону травли. Только люди — волонтеры и журналисты благотворительной организации, о которой я мельком слышал. Но министр тот вернулся на свой пост, как ни в чем не бывало. Показное осуждение, показное наказание. Но стоит оборотню просрочить лицензию на передвижение по городу — на нашу естественную, природную возможность и право, всего на один день, как он будет сидеть со мной в соседней камере. Или же откатиться на ступень в программе адаптации и будет жить не в собственном, купленном на свои же гроши, жилье, а в социальной квартире, увешанной амулетами и разрисованной защитными знаками. А если был на этой ступени, то и вовсе вернётся в общежитие или интернат. Будет слушать лекции о том, как раньше было плохо, а сейчас хорошо, как люди о нас заботятся, ходить в туалет два раза в день после еды, спать на раскладушке в общежитии и учить наизусть кодекс "О мире и благополучии разумных существ". И это они называют справедливостью, равенством. Да стоит только нам собраться группой в три или больше оборотней, как сразу же подбежит бравый сотрудник органов правопорядка, проверять, точно ли мы не из одной стаи! И мы даже не можем отстоять в суде свои права! Стоп. Спокойнее, Алекс. Если здесь где-то есть амулет с изумрудом, то они однозначно уловят настрой. Мысли не прочтут, но тут и так всё как на ладони.
Моя ужасная усталость — телесная и внутренняя, тяжесть, ограничивающего воплощение, амулета и полное отсутствие, занимающих внимание, предметов вокруг, удивительно пособствовали моему сну. Нервному, прерывистому, но, всё-таки, сну.
В коридорах здания следственного изолятора…
Оборотень-альфа по имени Арес тяжёлыми шагами разрубал тишину в зоне одиночных камер. Он слышал, что заключённый Алекс хотел ему что-то сказать, возможно, даже что-то важное, что не мог сообщить при человеке на допросе. Но ему нельзя было задерживаться. Одно неудачное решение и он сам мог оказаться другом в полосочку, смотрящим на небо в клеточку. Такова судьба всех волков, которых отобрали на государственную службу. От них не требовали ума, лишь их нечеловеческую силу. А лишнее внимание к другим оборотням сразу же расценивалось как саботаж. И тот факт, что он смог так далеко продвинуться по службе, никак не изменил отношение руководства и даже людей сослуживцев к нему. Выйдя из режимного корпуса, Арес направился к административному зданию, чтобы сдать амулеты, перевоплотиться и, наконец-то, уйти на заслуженные выходные. Луна была практически полной и сила, что сдерживалась адуляром, уже практически выплескивалась через край. Каждые двадцать девять — тридцать дней город превращался в зону отчуждения: беспрерывно звучали сирены, амулеты в домах, магазинах, зданиях государственной важности и всех прочих, за ночь расходовали столько энергии, сколько не тратили за весь месяц. Оборотни с первой по вторую ступень обязаны были находиться на территории интернатов, третья — являться в социальные центры наблюдения, чтобы под прицелом провести несколько часов в своей естественной среде, а на четвертой и пятой уже можно было оставаться в городе. Единственное отличие было в том, что жильцы социальных квартир обязаны были оставаться в промежуточной фазе воплощения, что поддерживалось амулетами. Многие предпочитали уходить в центры, ради возвращения своей природной форму и чтобы их собственная, ограниченная искусственно, энергия не разорвала их тела в ночь полной луны. Арес был оборотнем четвертой ступени, но он никогда не оставался в городе — выезжал в оцепленный участок леса.
Альфа сдал амулет. Ещё несколько минут его тело коробило, то обрастая шерстью и ломая суставы, то вновь превращая его в прямоходящего. Пятнадцатичасовой рабочий день в промежуточной ипостаси не мог пройти без побочек, но он уже к этому привык.
— Нормально? — скучающе спросил дежурный, человек, один из немногих, кто относился к нему равнодушно.
— Вполне, — выпалил Арес, переводя дыхание и отвернувшись от собеседника.
— Раздевалка свободна. И забери, наконец, белье с сушилки, весь отдел стесняешь, — сказал он с неловким смешком.
— Уж извините, — вымученно улыбнувшись, ответил оборотень и прошел в следующую за дежурной, каморку.
Облачившись в спортивный костюм, альфа вышел с территории следственного изолятора, помахав охранникам на вышках. Людям и невдомёк, какая сила воли нужна была волку, чтобы оставаться в теле человека даже за полтора дня до полнолуния. Это напоминало замкнутый круг: если энергии мало, то ты будешь волком, обычным животным, если же её больше — нормальное количество, то ты уже мог воплощаться, но если она бьёт через край, то, хочешь не хочешь, а вновь станешь на четыре лапы и будешь грызть собственный хвост от переизбытка этой силы.
Социальная квартира встретила привычным запустением. Уже прошло больше года с момента, как Арес покинул общежитие для оборотней, отобранных на силовое направление, но своё временное пристанище он так и не довел до ума: тут и там стояли коробки с прорезанным скотчем, посреди комнаты валялся матрас без простыни, а на кухонном столе возвышалась единственная приличная вещь — электрический чайник, купленный с первой зарплаты. Заварив лапшу, он разломал капсулу "Сытный центрально-европейский кабан — адреналин 2 из 5" и, без особого аппетита, принялся жевать. Мысли лезли самые отвратительные, как он не старался отвлечься. То, о чем рассказал бета Алекс было возмутительно, бесспорно, однако, Арес бы никогда не позволил себе, даже в абстрактных размышлениях, ввязываться в такую сомнительную историю. Если бы не одно "но"... Оборотень достал из куртки бумажник. С ламинированной фотографии на него смотрели пронзительные голубые глаза. Этот снимок он вырезал из досье дела №155 оборотня без ступени Виктории, которое, спустя всего месяц вялого расследования, отправили архив, где он проходил практику. Когда Арес открыл тоненькую пожелтевшую папку, скрываясь в подсобке с фонариком, взгляд его выцепил фразу, которая ни дня не выходила у него из головы: "Признана без вести пропавшей". С непримиримой тоской он смотрел на неё, пока доза адреналина растворялась в крови. Стукнув по столу, он вышел в комнату и стал собирать минимальный набор вещей, нужный в центре наблюдения.
День был безоблачный и вполне приятный, но на улицах уже нельзя было встретить весёлые компании людей. Всего через восемнадцать часов наступит полнолуние и тысячи обладателей нервных расстройств уже стояли в очередях на перезарядку амулетов в государственный отдел магической охраны. Те, кто имел какой-никакой опыт, также разрисовывали охранными знаками двери и оконные рамы или платили, чтобы за них это сделал "опытный маг". Конечно, были люди, которые искренне верили министру "Новой политики", заявлявшему о полной безопасности города, но даже они, думал Арес, всё равно сейчас пачкали дом или отдавали неплохие суммы спекулянтам с амулетами, ведь окошек для бесплатной зарядки, как всегда не хватало. Впрочем, чиновник не врал, и полная луна не несла для людей какой-либо угрозы. Как минимум, потому что оборотней пятой ступени было от силы пару сотен — мало кто мог сохранить расположение специальных служб и добраться до заветной "Свободной лицензии". Остальные же набивались в вагоны метро, автобусы и трамваи, понимая, что на пропускных пунктах в центры уже собиралась толпа.
Арес, растолкав остальных локтями, шумно выдохнул и свалился на сидение, чтобы, уже через пару минут, встать, уступая место пожилой волчице. Она благодарно кивнула, поправила очки и, вытащив из сумки потёртый нетбук, начала что-то быстро печатать. Оборотень мог только восхититься: в свои года полностью пройти программу адаптации, ведь только у наивысшей ступени было право на технику с выходом в интернет, пускай и с ограничениями, и обучиться слепому набору — невероятно! Одного он не мог понять: зачем ей, практически обычному горожанину, уезжать из города в полнолуние.