Прозвучал щелчки камер и ласковый женский голос:
— Какие хорошенькие!
— Да, наш город уже увеличил темпы роста в сельском хозяйстве и мы будем всячески помогать, чтобы так было и дальше, — раздался грубый низкий голос, явно не обращённый ни к одному из первых. — Покажите-ка телезрителям, чем вы их кормите.
— Конечно-конечно. Давайте чуть обойдем сарай.
Теперь Малакода мог их видеть: с десяток людей, несущих камеры, микрофоны и листы бумаги вились за спинами мужчины в костюме, девушки в коротком платье и дедка-фермера. Волк с интересом разглядывал их, припав к земле. Они были совсем не похожи на тех охотников — такие… цивилизованные.
— Для овечек очень важна хорошая экология, — продолжал рассказ старик. — Вот, посмотрите! Лес, полянки — красота!
Объективы, все как один, повернулись и оборотень, смотря во все глаза на них, остолбенел.
— А-а-а! Волк!
— Председатель, первая леди, пожалуйста, вернитесь в машину.
— У меня есть ружье, я мигом! Только не уезжайте, у меня ещё коровки, там, дальше, и утки!
— Ты куда пошла? Это хищник! — вновь зазвучал низкий голос, принадлежавший председателю правительства.
— А по-моему он милый, — отмахнулась от него женщина. — Да, мне он нравится.
Месяц спустя…
— Ты можешь говорить, можешь становиться человеком и полу-волком, можешь носить одежду, но не можешь сделать то, что я приказала?!
— Нет, — смотря в пол, отвечал Малакода.
— Неверный ответ.
Она натянула поводок и острые шипы впились в его шею. Лапы, пристёгнутые к клетке цепями, звякнули и он повалился на пол, когда каблук ударил его промеж глаз.
Три месяца спустя…
— Леонард, ты просто не понимаешь…
— Того, что какое-то отродье имеет твою жену, а ты на это смотришь? Нет, не понимаю.
— Да, я не об этом, — отмахнулся председатель. — Рассказал по-дружески, называется. Ты подумай с другой стороны.
— Нет, уж. В такой ситуации я не хочу ни с одной стороны быть. Боже мой, она и сейчас там стонет? Какая же мерзость.
— Слушай, ей нравится. Она сама захотела, я тоже был не против. Давай закроем тему.
— Напротив ты был, — вздохнул Себула. — Ну так, с какого ракурса ты предпочитаешь об этом думать?
— Экономического. Просто представь, сколько в них силы и как мы в пару лет займем ими все черные работы. Дешёвый труд — всегда в кассу!
— Ага, очень дёшево ты золотые ошейники покупаешь и шампуни для мягкости шерсти.
— А ты прав… — задумался председатель. — Нужно эти расходы записать в федеральный бюджет. Думаю, Марк мог бы быть каким-нибудь помощником.
— Кошмар, ты ещё и кличку ему дал, — запричитал Леонард Себула. — Ну-ну, и каким же помощником он будет? По делам супружеского ложе?
Год спустя…
Малакода, а теперь уже Марк, появлялся в здании правительства лишь несколько раз в месяц. Статс-секретарь, который прекрасно понимал, что не за академические знания к нему представили этого парня, всячески отмахивался от него и просил приходить только на общие собрания. Впрочем, "госпожа" была против даже этих часов без её контроля. Но её муж настоял, сказал: "Пусть хоть так образовывается, а то живёт с нами, а поговорить не о чем". Тогда то он, разбирая корреспонденцию, и нашел письмо на свое имя.
"Мой дорогой друг, я знаю, кто ты. Не спрашивай как и кто я такой — у нас будет время познакомиться. Просто знай, что действиями министров наш вид скоро будет под угрозой. То, о чем они говорят — лишь красивая обложка, а за ней — годы порабощения. Помоги мне, всем нам, а я постараюсь помочь тебе. С уважением и желанием плодотворного сотрудничества, А."
Сейчас…
— И когда началась адаптация я уже вел переписку с Арманом. Копировал документы, все, которые попадали мне в руки, без разбора и отсылал ему. А он разрабатывал, как мне тогда казалось, план моего высвобождения, — продолжил рассказ Малакода и каждое слово давалось ему с трудом. — Но прошел год, второй, а я все также жил на правах игрушки. Меня даже начали выводить в свет — на приёмы, некоторые выездные мероприятия и банкеты верхушки. Не афишируя, кто я, конечно.
Он замолчал на минуту, перевел на меня взгляд — сломленный, ожесточенный, разочарованный во всем и во всех. А когда вновь заговорил, в голосе его звучала сталь:
— Я не хотел быть там, Алекс. Не хотел ввязываться в подпольные стратегии Армана, не хотел адаптации, не хотел ни поста, ни побрякушек — ничего. Только лишь свободы. Но ещё больше года жил так. А потом…
Он отвлекся, будто специально, чтобы не рассказывать дальше, вскочил и подбежал к "своим волкам". Малакода начал кричать на них, пинать ногами, призывая не разлёживаться, а продолжать тренировку. И они послушались — снова разбились по парам и начали бои.
— А потом, — резко сказал он, усаживаясь рядом. — Я сбежал. На одном из званых ужинов затерялся в коридорах особняка, сиганул в окно и ещё неделю шарахался по пригороду. Нашел это место, вырыл землянку, выходил охотится, пока меня не поймали. Председатель хотел отправить на "строгую адаптацию", но его жена убедила в том, что это слишком, а из волков в городе такого "качественного любовника" она больше не найдет, — он закрыл лицо ладонью и глухо рассмеялся. — Да… Здесь все пять лет бомжи хозяйствовали, мы прогнали. А дальше ты знаешь.
Я не осмелился это никак комментировать. Малакода предстал передо мной в совсем ином свете и, наверное, единственным морально-правильным решением было прямо сейчас от него отстать и исчезнуть. Но я, все таки спросил:
— То есть ты никогда не имел прямого отношения к власти и "Новой политике"?
— Разве что показал наш вид с худшей стороны, — усмехнулся он. — Бесхребетной и жалкой. Чем и дал им уверенность провернуть всё это. Да… Не таким меня хотели бы видеть родители — Малакодой, а не Марком, — он вымученно вздохнул. — Ещё вопросы есть? Мне этих разгильдяев нужно курировать.
— Ты что-нибудь знаешь о магическом обеспечении в структурах? Как их обходить или гасить? Как я понял, когда ты, ну, оказался в городе, такого ещё не было.
— Было, но люди не знали, куда девать наработки. А потом Себула сам их совершенствовал на твоей знакомой и её выводках. Мне тоже доставалось, но, как ты понял, производителей они более менее берегли.
В этот момент ко мне пришло понимание. Не страшное, но отвратительное со всех сторон. Даже если я сейчас узнаю правду, я никогда не скажу об этом ни Виктории, ни, уж тем более Аресу.
— То есть, ты отец?
— Если донора можно так назвать, — пожал он плечами. — Но этот момент моей биографии давай оставим до лучших времён, — он улыбался открыто и добродушно, однако я чувствовал, что за этим таится искренняя многолетняя тоска. — Касаемо того, можно ли вырубить все амулеты — нет, это я точно знаю. К тому же они заряженными уже выдаются. А вот если не дать людям доступ к хранилищам и защититься самим от единоразовой атаки — уже можно что-то придумать. Это лишь мои идеи, но может они тебе пригодятся.
Он встал, отряхнулся и подал мне руку, недвусмысленно намекая на то, что разговор окончен. Я уже пошел в землянку, когда услышал из-за спины:
— Спасибо, Алекс, что называешь меня так, — произнес Малакода.
Я кивнул и мысленно добавил: …как нарекла мать, а не как госпожа. Хотя ты и считаешь, что не достоин своего настоящего имени".
Наверное, я рассчитывал на нечто большее от этой беседы. Но незримая нить сама собой связала в моем сознании разрозненные догадки и задумки. Пока мы возвращались в чащу к Деви, Аресу и Виктории, я уже для себя решил, как стоит действовать дальше. Мне нужно лишь немного времени — до новолуния.
В VIP-зоне клуба, в то же время…
Себула смотрел в глаза Арману и ждал, пока удивление, отразившееся в них, сменится паникой. Но этого не произошло. Как и когда министр сделал первый заход:
— У вас много связей, но что-то я до этого не видел вас в политических кругах.
— Это вполне объяснимо, — придав голосу строгость, ответил оборотень. — Я бизнесмен и благотворитель. Пока программа адаптации одобряла гуманность к разумным существам, я через организации передавал для них книги и детские игрушки. Я не политик, просто старик с хорошим пониманием того, что происходит и почему.