В историческом центре города…
"Всё идёт по плану" — скалясь, шептал под нос Арман, перебирая отчётные документы на столе. Всего три дня понадобилось силовикам, чтобы изолировать оборотней, живущих в городе и он не мог нарадоваться такой оперативности. Старейшина не испытывал к сородичам ни капли сострадания, как, впрочем, и всегда. Проживя долгую жизнь, очень сложно не прийти к выводу о том, коллективное счастья не заменит личное, что свою долю нужно выгрызать, наплевав на других, идти по головам быстро и без сентиментов, пока твоя собственная не оказалась под чужим ботинком. Так строится бизнес, а политика не сильно от него отлична.
"Теперь, когда два десятка тысяч оборотней так удобно сидят по своим загонам, Алекс не упустит возможности собрать побольше пушечного мяса. Тогда-то его и возьмут. Или не возьмут, мне без разницы. Пусть начнет своё гуманное сопротивление и на сцену выйдет старина Либер. А наш бунтующий мальчик и посыпется" — Арман прокручивал в голове эти мысли уже больше недели, но если раньше они были лишь призраком его планов, то теперь стали настолько осязаемы, что, казалось, он сам лепит из них реальность. Волк уже и не помнил, когда последний раз так отчётливо ощущал власть. "Куда бы не сунулся Алекс, как бы не выкручивался, я всегда буду на шаг впереди. И завершу этот, бесперспективный для него, поединок, на публичной казни. А я же заполучу все, что мне причитается".
В криохранилище в то же время…
— Здравствуйте, Леонард, очень рад вас видеть, — отчеканил старший учёный, пожимая руку. — Уже всё готово для…
— Я не по этому вопросу, — глухо отозвался министр.
— А? О, да. Да, конечно, пройдёмте, — несколько сконфуженно, засуетился мужчина.
Темный безлюдный коридор, освещаемый лишь редкими лампами режущего белого света, провел их в криохранилище. Спертый холодный воздух и удушающий запах спирта заставили Себулу пошатнуться, схватиться за ближайший поручень. Учёный придержал его за плечо и сочувственно вздохнул. Здесь всем становилось плохо и не только физически. Министр отбросил его руку и решительно пошел вперёд — по металлическому мосту, между десятков белых бочек. В одной из них была она, Ванесса. Ни футуристичных стеклянных стенок колб, ни окошек, открывавших бы взору её лицо, лишь надпись "Себула В.", на которую Леонард смотрел невидящим взглядом. Он сел рядом на корточки, держась за перила моста, и старший учёный понял, что пора уйти, оставить вдовца наедине со своей надеждой.
"Моя жена. Моя красавица, хозяйка и мать моей дочери" — он говорил про себя эти слова и не чувствовал ничего. Не было ни страха, ни нежности, ни глубокой привязанности, что побудили его впервые приехать в это место и внести её на руках. Он навещал её лишь по-началу, как и маленькую Долорес. Каждый день. А потом у него появилась цель — найти то сочетание амулетов, которое бы выкачало потустороннюю силу из оборотней и вернуло жизнь человеку. И он годами не мог насытиться этой целью, он брал из неё всё, что только мог, пока воспоминания и чувства угасали. Он не заметил того, как волчица, его пленница, стала частью его новой жизни. Даже не дети, а она сама. И теперь, когда достижение цели было так близко, когда установка уже стояла на крыше здания правительства и в неё оставалось лишь поместить камни, когда требовалось лишь исключить процент ошибки, пожертвовав жизнью каких-то четверых мутантов, он колебался. Он стоял перед криокамерой жены и колебался. Что почувствует Виктория, когда он вернет её себе? Когда всё сработает, но щенков будет не вернуть? "Стоп. Когда всё получится у меня будет моя жена. Моя Ванесса. Не будет никакой Виктории" — сказал он мысленно сам себе, приказывая, ставя перед фактом, отрезая путь назад. Леонард Себула встал и тяжёлыми быстрыми шагами направился к коридору, где его ждал старший учёный.
— Мой предыдущий материал показал результат?
— А? Да-да. Нам удалось оживить клетки тканей серого вещества, нервов, мышц…
— Хорошо, — оборвал его министр. — На днях мои люди привезут оставшихся, чтобы вы все доделали.
— Это замечательно, — ободрился учёный. — Но, как я и говорил, нам предстоит провести ещё не один тест, ведь оживить отдельные клетки — не то же самое, что и весь организм.
— У вас будет столько материала, что всем светлым умам на годы экспериментов хватит, — осклабившись, ответил Себула. — Главное — верните мне мою жену.
В городе…
— Пошевеливайтесь! Кому не хватило коек — берите матрасы, в комнате на троих могут жить шестеро.
— Проявите свою чёртову волчью честь и не занимайте места тех, кто сейчас работает. Нам ваши вшивые разборки не нужны.
— За свои потерянные вещи несёте ответственность только вы!
В общежитиях на производствах стоял гам. Несмотря на то, что внутренние приказы вторили новому закону, уместить всех разом не получалось. Отчасти потому что, нередко в фургонах привозили и просто выбрасывали на территорию тех оборотней, которые не имели отношения к специализации компаний, а вывести их в нужные места не представлялось возможным ни сразу же, ни в ближайшей перспективе. Жить в собственных квартирах остались жалкие четыре сотни волков, а остальные же заполонили собой бедно-обставленные халупы.
Федеральная служба контроля привозила директорам и охранным компаниям коробки с амулетами для укрепления защиты. Везло, если половина была заряженной, а их магия не противоречила друг другу. И, если раньше можно было обратиться к магам, чаще всего — частной практики, другими словами, спекулянтам, то теперь они, даже имея нужные минералы, не шли на сделку под страхом нового закона. А легальные камни, имеющие личностное направление, по типу новомодного и недорогого лазурита, были просто бесполезны.
В правительственных подземных тоннелях, вчера…
Вендиго закончил с ещё одной группой людей, обновлявших участок электросети. Такие, по пять-десять человек, ему на пути встретились уже в восьмой раз. Он оставлял трупы прямо в проходе, не гнушаясь ходить по ним после. Хорс, семенящий следом, во все глаза смотрел на своего спутника.
— А Алекс говорил, что не хочет жертв среди людей, — тихо, будто и ни к кому не обращаясь, сказал он.
— Тогда он к своей благой цели до смерти бы шел, — холодно отозвался волк.
Подросток кивнул. Он уже понимал, что всем свойственно ошибаться, но уверил себя в том, что Вендиго не стал бы делать ничего в корне бесполезного. Заглядывая в очередной освободившийся поворот тоннеля, он позвал:
— А тут комнатка.
Отодвинув его в сторону, оборотень прошел вперёд. Железная проржавевшая дверь поддалась не сразу, но когда это случилось, перед ними открылась заброшенная диспетчерская. Карты, кубообразные мониторы, телефоны, щитки, лампочки и множество панелей с рычагами и кнопками. Вендиго, пройдя вдоль, выстроенных в ряд, столов, остановился у схемы во всю стену.
— Ого, мы здесь? — не удержался от реплики Хорс, тыча носом в центр распетанной копии, что валялась на полу.
— Нет. Но мы всего в двух пролетах от рельс метро.
Волк повернулся, одобрительно провел лапой по загривку щенка. Через несколько часов, когда на ближайшем участке не осталось живых, они вышли уже в другой части города — не у силовой академии, где начали путь, а вблизи выжженных лесов на юге.
Манифест "Versipellis"
Изменив систему, мы вместе изменим этот мир, наш общий мир. Люди получат силу оборотней и наши знания о природе. Ведь использовать ту же энергию минералов можно в науке и повседневной жизни, а не только в вооружении. Наш вид хранил эти знания веками, а те крупицы, что перешли к людям, были использованы против нас же. Если система будет иной, если будет мир, то человеческий прогресс обгонит свое время. Многие, очень многие оборотни готовы работать на производствах, что улучшит экономику и даст людям ту стабильность, в которой каждый бы мог спокойно жить и строить далёкие планы.
Мы же хотим просто существовать наравне с вами — чтобы наши дети могли заходить в интернет и читать книги, чтобы простой волк мог пользоваться благами вроде автомобиля, чтобы в наши дома, заработанные честным трудом, не устанавливали амулеты и не ходили с обысками, чтобы можно было встречаться с семьёй и просто выходить на улицу без лицензии. И чтобы в любой момент можно было уйти в лес и жить там, вдали от цивилизации. Это простые человеческие радости и комфорт, которые нам не чужды, ведь каждый оборотень — наполовину человек.