Когда мы подъехали к моему дому в Хэмпстеде, чтобы ему очередной раз ширнуться, он сказал:
— Ого, да ты, видать, разбогател!
— Бука, не смеши меня. Я в долгу как в шелку. Не надо было мне соваться в телепродюсерство. Если бы не реклама и производственные фильмы-пособия (а их делать так или иначе приходится), я бы давно уже всплыл брюхом вверх.
Буку очень позабавил наш разноуровневый дом и страсть Второй Мадам Панофски к его обустройству. Огромное зеркало в золотой чешуйчатой оправе. Сборище фарфоровых кошек на каминной доске. Чайный сервиз чистого серебра и графин для виски из горного хрусталя на буфете.
— Тут кое-чего не хватает, — сощурился он.
— Чего?
— Целлофановых чехлов на абажурах.
Неожиданно для самого себя я грудью встал на защиту Второй Мадам Панофски.
— Можешь насмехаться как угодно, а мне вот нравится, что она тут нагородила, — соврал я.
Бука неспешно подошел к книжному шкафу, взял Кларину книжку «Стихи мегеры», наметанным глазом сразу вычленил две строки со сбоями размера и с неподобающим удовольствием громко их прочитал.
— Тут как-то тетка одна брала у меня интервью. Из журнала «Лайф». «Какой была Клара в период ее творческого взлета?» — спрашивает. Какой-какой — сумасшедшей, отвечаю. Маниакальной клептоманкой. Всеобщей подстилкой. «Какой ваш любимый или самый подходящий к случаю анекдот о Кларе Чернофски?» Всё, уходите. Fiche le camp. Va te faire cuire un oeuf[361]. «Когда вы решили общение сделать родом занятий?» Ну ни хрена себе! «Вас угнетает то, что вы не так знамениты, как Клара?» Да уходи же ты! «При всем моем уважении к вам я думаю, вы страдаете от низкой самооценки». Ну елы-палы! А все же я так и не понял, зачем ты на Кларе женился?
— А ты-то почему не женился?
— А — нет?
— А — да?
— Сними галстук и обвяжи им мне руку.
Прежде чем удалось засунуть иглу в вену, два раза он облился кровью, попадая не туда, куда надо, потом по дороге на озеро дремал, стонал, бормотал какие-то нечленораздельные жалобы — видимо, его мучили невыносимые кошмары. За столом во время обеда снова умудрился заснуть, и я уложил его в постель. На следующее утро я уехал в Монреаль, там слишком много выпил и, когда вернулся еще днем позже, но зато раньше, чем меня ждали, нашел Великого и Ужасного в кровати со Второй Мадам Панофски.
— Это твоя вина, — борясь с безостановочным хихиканьем, простонал Бука. — Выезжая из города, ты должен был позвонить.
Взбешенная до истерики жена, сидя за рулем «бьюика», орала:
— Тоже мне, друг называется! И что ты теперь собираешься с ним делать?
— С ним? Что делать, что делать… Убить его, вот что делать, а потом, может быть, и до тебя с твоей мамочкой доберусь!
— Fuck you! — взвизгнула она, вдарила по газам и рванула вперед так, что из-под задних колес брызнул гравий. Ну, а мы с Букой вдарили по «макаллану».
— Тебе бы надо зубы повышибать, Бука, — сказал я, но тоном скорее игривым.
— Только сперва я должен искупаться. А! Еще она меня про Клару все пытала. Ты знаешь, как я сейчас вспоминаю, мне кажется, я был для нее не более чем удобным таким deus ex machina. Хотела рассчитаться с тобой за ту женщину, что у тебя в Торонто.
— Минуточку, — сказал я. Сбегал в спальню и вернулся со старым отцовским табельным револьвером, который положил на стол между нами. — Что, испугался? — спрашиваю.
— Да подожди ты с этим, дай сперва поплаваю с-маской-с-трубкой.
— Бука, ты можешь мне оказать одну услугу?
— Например?
— Я хочу, чтобы ты согласился быть соответчиком на моем бракоразводном процессе. Всего-то и надо, чтобы ты подтвердил, что я пришел домой к возлюбленной жене и обнаружил тебя с ней в постели.
— А, так ты это специально, негодяй, подстроил!
— Да нет же, нет. Честно.
— Использовал меня как наживку!
— Неправда. Но, может быть, пришло время и тебе ради меня раз в жизни выложиться.
— Это как понимать?
— Да как! Сколько раз я тебя за эти годы выкупал из долговой ямы!
— А-а.
— Вот тебе и а-а.
— То есть ты наперед купил меня с потрохами?
— Черт!
— А что, если я брал у тебя деньги, потому что больше ты все равно ничего дать не способен?
Эта его фраза повисла в воздухе и долго там трепыхалась, пока я не ответил каким-то не своим голосом:
— Между прочим, мне ведь для тебя, Бука, в долги влезать приходилось.
— О, это уже становится интересно!