А уже следующее, что я помню, — это как возвращаюсь я из «Динкса» вечером домой, открываю дверь в квартиру, смотрю, а там меня караулят Соланж и Морти Гершкович. Черт! Черт! Черт!
— Я понимаю, Морти, времена нынче трудные, но только не говори мне, что вы теперь так и рветесь посещать пациентов на дому!
— Соланж подозревает у тебя переутомление.
— А у кого его нет — в нашем-то возрасте!
— Или это просто опухоль в мозгу. Надо сделать сканирование и магнитный резонанс.
— Да хрена с два. И не буду я больше ни транквилизаторов твоих пить, ни антидепрессантов. Я еще помню времена, когда врачи были врачами, а не работали дилерами за проценты от фармацевтических компаний.
— Да зачем же мне прописывать тебе антидепрессанты?
— Сейчас я хочу налить себе рюмочку. И вы оба присоединяйтесь — выпейте на дорожку.
— Ты ощущаешь депрессию?
— Конечно: Шанталь отобрала у меня ключи от машины и не отдает.
— Приходи завтра с утра ко мне в кабинет. Прямо в девять и приходи.
— Еще не хватало!
— Мы придем, — заверила его Соланж.
Морти оказался не один. В кабинете был еще кто-то. Толстый такой, назвался доктором Джефри Синглтоном.
— Вы кто — мозгоправ? — спросил я.
— Да.
— Тогда я вот что вам скажу. Я не имею дела с шаманами, экстрасенсами и психиатрами. Шекспир, Толстой, да даже хотя бы Диккенс знали о человеке больше, чем любому из вас может в страшном сне привидеться. А вы все — шайка шарлатанов, вам платят дикие деньги, а что вы знаете? — самые азы людских проблем, тогда как писатели, которых я упомянул, знают суть. Плевать мне на все ваши стандарты и шаблоны, которыми вы пытаетесь мерить человека. А как легко вас покупают, делая свидетелями в суде! Один работает на защиту, другой на обвинение — называется «эксперты сторон», — и оба кладут в карман изрядные гонорары. Эти ваши интеллектуальные игры приносят людям больше вреда, чем пользы. А из того, что последнее время пишут, я понял, что от увещеваний на кушетке вы, подобно моему приятелю Морти, к тому же съехали на химию. Вот это два раза в день от паранойи. А это пососи перед едой от шизофрении. А вот у меня, например, от всех болезней — первачок и табачок. Чего и вам желаю. За консультацию с вас двести долларов.
— Нам надо бы провести кое-какой анализ.
— Не выйдет: перед приходом сюда я пописал.
— Нет, вы не поняли, это скорее тест. Он много времени не займет. Воспринимайте его как игру.
— Что за снисходительный тон!
— Барни, ну хватит уже.
— Это точно ненадолго?
— Точно.
— Ну хорошо, ладно. Давайте.
— Какой сегодня день недели?
— Я ж говорил, что это будет чушь какая-то. Черт! Черт! Черт! День, который перед вторником.
— Так какой же?
— Сперва вы.
Однако сбить его не удалось.
— Так. Сейчас… Суббота, воскресенье… Понедельник.
— А какое число?
— Слушайте, вы не на то дерево лаете. Я никогда не мог запомнить ни номер моей машины, ни номер карточки соцстраха, а когда выписываю чек, всегда прошу кого-нибудь подсказать дату.
— А какой сейчас месяц?
— Апрель. О! Попал. Какой я молодец!
— Время года?
— Ну, ребята, иду на золотую медаль. Апрель — стало быть, лето.
По щекам Соланж заструились слезы.
— Что с тобой? — удивился я.
— Ничего.
— Какой нынче год?
— По календарю моего народа или согласно христианскому летоизмельчению? В смысле исчислению.
— От Рождества Христова.
— Тысяча девятьсот девяносто шестой.
— А где мы?
— Детская игра. Мы в кабинете доктора Гершковича.
— На каком этаже?
— В нашей семье сыщиком был мой отец, а не я. Мы ехали в лифте. Соланж нажала кнопку, и готово дело. Что дальше?
— В каком мы городе?
— В Монреале.
— В какой провинции?
— Так, сейчас будет потеха. Мы живем в благословенной провинции, которая затиснулась между Альбертой [Онтарио. — Прим. Майкла Панофски.] и еще одной такой же на континенте Северная Америка, Земной шар, Вселенная, как я писал в четвертом классе на коричневой бумажной обложке такой тетрадки — как она называлась-то? — где записывают задания на дом.
— А в какой мы стране?
— В Канаде пока что. Это Соланж у нас сепаратриска. Извините, не выговорил. Она у нас «за». То есть чтобы Квебек был отдельно. Так что нам надо следить за собой — вдруг что-нибудь не то с языка сорвется!
— Повторяйте за мной следующие слова. Лим…
— Боже ты мой: она сепара-тистка! Утро для меня не лучшее время.