Правда, это случилось через три года нашего знакомства. А сначала всё было совсем не так плохо, и довольно многое произошло за это время. Например, он дважды успел стать почти что полноценным членом нашей семьи. Ну, раз уж заикнулась об этом, то придётся рассказать.
После свадьбы муж в течение полугода тяжело и опасно болел. Мы решили, что если всё обойдётся и он выйдет из больницы, так сразу и повенчаемся. Но обходиться не спешило, и из больницы мужа пришлось выцарапывать еле живым. В таком состоянии ему предстояло ехать за город, в маленькую деревенскую церквушку, где можно было тайно повенчаться, а тогда только так и венчались. Вертелка, разумеется, отправился с нами, ему предназначалась роль шафера, впрочем, других кандидатов и не было. Мы пробирались от станции до церкви по сугробам и чуть не опоздали. Сначала молодой и очень добрый батюшка скоренько исповедовал и причастил нас, а потом началось и само венчание. Любопытных выгнали, храм заперли, мы в нём остались одни с клиром. Более разноголосого хора, состоящего из древних бабушек, мне слышать не приходилось. Ни у одной из них не было даже малейшего намёка на слух, и пели они молитвы дребезжащими голосами каждая на свой мотив. Чем занимался в это время Вертелка, я не знаю, он стоял за нашими спинами, но, видимо всё делал правильно, так как никто в его сторону не косился, а сам он, когда всё закончилось, построив гримасу ужаса, сообщил, что накрестился на всю оставшуюся жизнь. Тем не менее, с той поры он стал иногда заглядывать в православные храмы и полюбил разговоры о Боге, вечности и вере.
— Где тут у вас размышляют о смысле жизни? — спрашивал он, собираясь в туалет. Это стало одной из любимых его приговорок.
Надо, кстати, сказать, что после венчания длившуюся полгода тяжёлую болезнь мужа, сняло как рукой, и она не возвращалась много лет.
Второй раз, когда Вертелка почти что породнился с нами, произошёл совершенно случайно, не по нашей и уж совсем не по его воле. Нам предстояло крестить сына, по этому случаю специально приехал из Москвы мой дальний родственник Петя, возжелавший стать крёстным отцом. Однако, батюшка после беседы с Петей, которому обязательно нужно было выступить с парой собственных критических замечаний, касающихся религиозных обрядов, отверг его кандидатуру на звание крёстного и сказал, что для такого важного дела требуется человек, который не будет заумничать и выпендриваться, а понесёт за своего воспреемника духовную ответственность. Выбирать было не из кого, из Вертелки был не лучший духовный руководитель, чем из Пети, но поскольку его рядом не было, то не было и конфликтной ситуации. И батюшка назначил его крёстным отцом заочно. Вечером, когда Вертелка, как всегда, объявился у нас, он узнал, что теперь имеет духовного сына Алексея, а также познакомился, а затем и сильно сдружился с горемыкой Петей. Муж мой после гибели Вертелки очень переживал о том, что именно он невольно оказался крёстным сына. Тем более, что через несколько лет выпендрюга Петя оказался примерным прихожанином одного из подмосковных храмов.
Однако, что бы там ни было, Вертелка к отцовским обязанностям приступил серьёзно, он приходил к нам домой, усаживался на пол среди игрушек и начинал вместе со своим крёстным сыном возводить башни из пластмассовых кубиков. Когда такие башни строили мы с мужем, ребёнок их сразу же разрушал. Оказалось, что Вертелка лучше его понимает.
— Просто Лёша любит оранжевый цвет. Поэтому и строить нужно из оранжевых кубиков, — объяснял он нам. — Разве вы не видите? У вас солнечный ребёнок.
Он подолгу разговаривал с сыном, который ещё не умел говорить, и пользовался большим его доверием и любовью.
Прошло время, и вот свалилась Вертелке на голову злополучная неприятность в НИИ, Вертелка потерял работу и захандрил. Иногда он напивался, но к нам навеселе никогда не приходил. А заявлялся, как стёклышко, трезвый, унылый и чрезвычайно серьёзный. И начинал ныть о своей несчастной судьбе, что вот если бы не дцп, то был бы он нормальным человеком, женился бы, завёл бы детишек, всё тогда было бы у него путём… Месяца три он не вылезал из депрессии, а потом решил взять себя в руки. И взял.
Есть такая порода холёных барышень, которые любят между делом словоохотливо порассуждать о проблемах инвалидов. Они с высокомерной спесью отзываются о больных неудачниках и разглагольствуют о героизме одиночек, которые сумели преодолеть недуг. Барышни забывают при этом упомянуть, что для преодоления болезни недостаточно горячего желания и сильной воли. Нужны лекарства, нужны деньги, нужны грамотные и заинтересованные в выздоровлении больного врачи, нужны резервы и стабильная реакция организма на увеличивающуюся нагрузку, и кроме того нужны самоотверженные родственники. Наташа, жена Юрия Власова, вытащила парализованного мужа из полной неподвижности, и со временем он встал на ноги, мало того, вновь стал спортсменом, но сама Наташа не справилась с чудовищной нагрузкой, которая свалилась ей на плечи. Её организм подорвался, и она умерла. Барышни о таких вещах не упоминают, потому что не догадываются, насколько это сложно — вытащить человека из пучины болезни. Не догадываются, ибо просто дуры.