— Хотите сказать, что инициатива от Эрлены исходила?
Алферов уперся локтем в подушку.
— За Иосифа себя не выдаю, но, по-видимому, они чаще заводят. Это только говорится, что девушка доверилась негодяю. В моем случае негодяй доверился девушке. Она первый ход сработала. Неожиданно Володька звонит, хотя раньше ни разу. «Привет, старик. Сколько лет, сколько зим! Эрлена сказала, что тебя встретила. Я рад. Может, встретимся, посидим, повспоминаем. Наши все разбрелись по свету, хоть ты объявился». А между прочим, никакими мы друзьями в школе не были. И не из-за Эрлены, просто у него художественная натура, дружков полно, а я, в общем-то, непопулярный был. Некоммуникабельный. Я себя только в слесарном деле обрел, теперь всем нужен. А что плохого? Эйнштейн говорил, что хотел бы стать слесарем-водопроводчиком. Может, я и есть Эйнштейн, чья душа в мое проспиртованное тело переселилась? Ну ладно. Посидим, значит, посидим, я не возражал. «Где сидеть будем?» — «Можно в кабаке, да мне по образу жизни там слишком часто бывать приходится. Надоело. Вали лучше к нам. На домашний огонек!» Так и полетел мотылек на огонек, но в отличие от прекрасного Иосифа не убежал вовремя. Хотя и упрощать не стоит. Первая встреча, хорошо помню, вполне пристойно прошла. У меня еще мысли окончательной не было… Выпили, разболтались, показалось, что в самом деле друзья задушевные встретились. Потом в ресторан ходили вместе. Однажды собрались в ресторане посидеть, а Володька не смог, что-то задержало, помешало. Короче, пошли вдвоем. Там слово за слово. Она спрашивает: «А ведь я тебе нравилась, правда?» Я, подвыпив, уже с прицелом: «Ты мне и сейчас нравишься». — «Ну что ты! Я почти старуха». Кокетничала. Выглядела она отлично, даже не располнела совсем.
Алферов опустил голову на подушку.
— Зачем я рассказываю эту ерунду? Что, сами не знаете, как это бывает? Хватит, устал я.
— Меня все интересует. Характер, например, чтобы понять, на что человек способен.
— Характер бабский. А они на многое способны. Я это не сразу понял. Я вообще в людях плохо разбирался тогда. Больше через розовые очки смотрел. Даже когда она открытым текстом заговорила, не верилось. Мы же еще из поколения, которое порнофильмы не смотрело. Привыкли сначала в кошки-мышки поиграть. Вот и возникли какие-то двусмысленные отношения. Я запутался. С одной стороны, хотел ее все больше и больше, с другой — совесть держала. Ну, она развязала, конечно, распутала. Стали на хате встречаться.
— Где?
Алферов удивился.
— Все-то тебе, коту, знать хочется! Ну какая теперь разница… Давайте кончать эту муру. Я завелся, кажется, зря. Все это прошло давно, и я существую в другом измерении. Вот посмотрите, там на столе вырезка маленькая из газеты. Почитайте, и вам понятно станет, что пора нам сворачиваться.
Мазин взял небольшую бумагу. Часть текста была подчеркнута. Он прочитал:
«Человек, который не имеет жизненной перспективы, живет тихо. Живет, как будто умирает, — планов особых не строит, но и протянуть ноги тоже, конечно, не спешит. Сколько отпущено судьбой обреченному, столько и старается продержаться».
— Столько и стараемся продержаться, — процитировал хорошо знакомый текст Алферов. — Вот я сейчас посплю еще, передохну и на заработок, чтобы сохранить свое последнее право — жить тихо. Так что вы меня снова в эти страсти-мордасти не впутывайте. Лады? Что знал, сказал. Дальнейшее известно.
— Вот дальнейшее-то и неизвестно.
— Мне плевать. Привет семье. И оставьте меня в покое, ради Бога. Жива она, нет ли, свое она сделала, хребет мне сломала. Но я не мстительный. Идите. Бабки вас проводят. Небось под дверью слушают, хотя одна и глухая… Эй, сокровища души моей! Держите вахту? Спустите трап. Дружественный визит окончен.
Глава 6
Освоившись в полутемной, отгородившейся от дневного света шторами комнате, Мазин не заметил ни единого предмета, изготовленного в наши дни. Даже телевизор был полузабытой ранней марки. В противоположном от телевизора углу висела икона в серебряном окладе, под ней горела розовая лампадка.
Самой Виктории Карловне он дал бы семьдесят. Держалась она подчеркнуто прямо, одета была в строгое серое платье с тусклой брошью, седые волосы гладко зачесаны и собраны на затылке. Сидела она в жестком кресле на гнутых ножках, Мазина усадила напротив.
— Я знала, что вы до меня доберетесь, Игорь Николаевич.