— Попробую поискать. Эрлена любила посылать открытки к праздникам, даже к Седьмому ноября, хотя я никогда этот день праздничным не считала. Но я рада каждому доброму слову и ничего не выбрасываю. Что-нибудь я для вас найду.
— Спасибо. Это реальная помощь.
— Вы уверены, что почерк нельзя подделать?
Мазин посмотрел на «старую даму», как он мысленно прозвал собеседницу, внимательно.
«Она не верит, что телеграмму отправила Эрлена».
— Попытаться сфальсифицировать можно, однако у меня есть очень опытный эксперт, он не ошибется.
— И вы надеетесь, этим все выяснится?
— Ну, если окажется, что почерк принадлежит Эрлене, предстоит еще разыскать вашу племянницу. Ведь ко мне Лиля за этим обратилась с вашего благословения, или наняла, если хотите. Я заинтересован честно заработать свое вознаграждение, — улыбнулся он.
Собеседница Мазина иронию не приняла. Спросила сухо:
— Какие еще возможны варианты экспертизы?
— Сомнения в подлинности, если образец не даст достаточно материала для сравнения. И, разумеется, полное несовпадение почерков.
— Что же может значить несовпадение?
— Скорее всего телеграмма — неумная шутка, злой розыгрыш. Для Лили это будет очень горько, но ситуацию несколько прояснит.
Виктория Карловна помолчала. Мазин видел, что ее интересует еще что-то.
— Вы хотите спросить о чем-то?
— Что вы будете делать, если почерк окажется сомнительным?
— Откровенно говоря, это худший вариант. Злую шутку может устроить каждая сволочь. Но подделать почерк возьмется и сможет далеко не каждый. Нужно иметь не только образец, но, главное, цель поважнее, чем пустой розыгрыш.
— Вы хотите сказать, что такое может сделать только близкий человек?
— Ну, я бы не стал утверждать категорично. Возможен и совсем непредсказуемый отправитель. Но какие-то данные он должен иметь и какой-то недоброй цели добиваться.
— Бедная девочка! Но зачем?
— Это главный вопрос, который я ставлю, но лучше не спешить с ответом, а идти шаг за шагом. Сравним сначала почерки.
— Я чувствую, здесь зло, и вы тоже? — произнесла Виктория Карловна с мрачноватой уверенностью.
— Мое дело искать факты, — ответил Мазин, опасаясь мистической трактовки происшедшего.
— Факты! — буркнула она недоверчиво. — Вы ведь узнали только то, что знал суд, что всем известно? Где еще собираетесь искать?
— Везде. И здесь, у вас. Помогите, если можете, — сказал он просто.
Виктория Карловна молча смотрела в пространство, будто прислушивалась к внутреннему голосу. Потом заговорила медленно, начиная издалека.
— Я любила Эрлену, несмотря на все слабости, доверяла ей присматривать за домом в мое отсутствие, приходить поливать цветы. Я разрешила им с мужем держать во дворе автомобиль. Они тогда купили машину, но не могли решить проблему гаража. Я разрешила поставить «москвич» во дворе. Да, их машина стояла во дворе.
Она сделала паузу.
«Зачем это про гараж?..» — подумал Мазин, видя, что Виктория Карловна сообщила о стоянке машины в своем дворе с подчеркнутым значением.
— Машина наводит вас на какие-то предположения? — поинтересовался он осторожно.
Старуха, не откликнувшись, подняла глаза к иконе.
— Видит Бог, я не хочу множить зла. Его в нынешнем мире предостаточно. Я хотела сберечь девочку. Но я ошиблась. Господь создал нас не только для исполнения его воли. Он наделил нас и свободой воли собственной. Наш долг не ошибиться в ней. Я поняла это так — если девочка потеряла мать, ей будет намного труднее потерять и отца…
Мазин весь обратился в слух, догадываясь, что сейчас услышит нечто важное.
— К тому же Владимира можно было в чем-то понять. Ложь вдвойне опасна, когда связана с изменой. Не так ли? Вы согласны со мной?
— А ложь во спасение?
Виктория Карловна отреагировала резким жестом.
— Вот! В эту ловушку я и попалась, — произнесла она горько и протянула руку, как бы ища у Мазина поддержки.
Не представляя еще, в чем может он поддержать ее, Мазин спросил сочувственно:
— Вы утаили то, что знали или догадывались?
— Я знала. Но я видела, что другие не знают, не догадываются, и решила, что это знак мне хранить молчание. Однако, храня молчание, я хранила ложь, а ложь — это зло, это ядовитое семя, и вот, видите, пришло время расплатиться за ошибку.
— Вам? За что?
«Старая дама» вяло опустила поднятую руку.