Так, размышляя над грустными текстами Артура Шопенгауэра и Роберта Рождественского, Александр Дмитриевич вступил в очередную половину ночи, утешаясь тем, что на эти часы у него припасен уже понравившийся в начальном чтении роман Чейза — «Сделай одолжение… сдохни!». И хотя речь шла у обоих авторов об одном и том же, о бренности жизни, читать Чейза было все-таки веселее.
Пашков прикрыл философский том и подошел к окну. Двор освещали сильные лампы, высвечивая все закоулки и прилегающую часть улицы. Было по-ночному тихо, хотя время еще не миновало полуночную пору. Но люди стали осторожны. Невольно вспомнилось, как в молодости Саша без опаски шлялся по ночным улицам. Яркий электрический свет показался ему неожиданно лунным, и на мгновение ощутил он состояние души, давно ушедшее, но безгранично и беспричинно радостное, на секунду будто вернул он душу в оболочку подгулявшего студента, лунной ночью нетвердо, но бодро шагавшего этой же улицей с товарищеской попойки, после очередного удачно преодоленного экзамена, и не воспринимавшего в этом подлунном мире ничего, кроме радости бытия, которое так заманчиво обещает жизнь в юности. И Александру Дмитриевичу невольно, вопреки всей сути нынешнего своего мировосприятия, захотелось удержать этот призрак далекого прошлого, но прав оказался Шопенгауэр, прошлое было необратимо, в тихий душевный покой ворвался рев приближающегося на скорости автомобиля, машина поравнялась с воротами и отвратительно взвизгнула тормозами.
«Идиот пьяный, — подумал Александр Дмитриевич с раздражением, — но сюда-то зачем?»
Потушив в комнате свет, чтобы лучше было видно происходящее на улице, Пашков вернулся к окну и сразу узнал иномарку и ее владельца. Из машины выскочил Артур Измайлович Барсук, один из арендаторов «Ноева ковчега», как иногда называл Дом Александр Дмитриевич.
— Эй! Кто там дежурит сегодня? Спите, что ли?
Выкрикнуто это было громко, раздраженно и требовательно.
Впрочем, так Барсук обычно и высказывался.
Внешне Артур Измайлович напоминал знаменитый булгаковский персонаж, было в нем нечто от нездешней силы, а если подходить без мистики — человек этот вобрал в себя кровь многих народов и выглядел соответственно: крючконосым блондином с полувьющейся шевелюрой и неукротимым темпераментом. Но это было, пожалуй, и все, что знал об Артуре Измайловиче Пашков, остальное содержалось в рекламной афишке:
«Высококвалифицированный специалист-целитель с большим стажем психоневролога предлагает оздоровительные услуги широкого профиля, успешно использует как опыт современной западной, так и восточной медицинской школы, проводит гипнотические сеансы и экстрасенсорное воздействие.
Наш девиз: «Отныне ваши проблемы мы берем на себя!»
Людей, так много обещающих, Александр Дмитриевич считал жуликами и не испытывал никакого желания доверить собственные проблемы Артуру Измайловичу, что же касается простодушных страждущих, каждый день ожидающих приема в левом крыле дома, где обосновался адепт двух медицинских школ, то Пашков надеялся, что их не обойдет Божья милость, ибо кто же еще заботится о тех, для кого, по поговорке, закон не писан. Короче, был Александр Дмитриевич от проблем Артура Измайловича и его паствы далек, на грубый крик не обиделся, а открыл не спеша входную дверь и направился через двор к ограде.