— Мне все говорят, что я очень похож на отца. Он здесь в вашем ковчеге на приватной палубе трудится.
Пашков понял, молодой человек похож на Сосновского. Если бы он знал Бориса Михайловича в молодости, то узнал бы сына и без подсказки.
— Очень приятно…
— Юрий.
— Юрий Борисович?
— Точно так. Расскажите, пожалуйста, что вам известно…
— Вот именно. Что известно, расскажите, — поддержал другой, похожий голос.
Александр Дмитриевич оглянулся и увидел отца Юрия, Сосновского-старшего. Они вошли вместе с Мазиным. Игорь Николаевич молчал, но предложение рассказать, видимо, поддерживал.
Пашков усмехнулся.
— Как же рассказывать? Официально или…
— А есть разница? — спросил Мазин.
— К счастью, нет.
— Так и послушаем.
Пашков доложил добросовестно.
Старший Сосновский покачал головой.
— Не густо. И все-таки, Игорь, нам это событие упускать нельзя. Не возражаешь, Юра?
— Это теперь право потерпевшего. Если он вас пригласит…
— Наймет, — уточнил Мазин. — Кажется, это богатый человек.
Сосновский дополнил со значением:
— Это известный человек. Такая реклама много стоит.
— Для рекламы нужен стопроцентный успех, — заметил Мазин с сомнением.
Борис Сосновский возмутился.
— Игорь! Куда девалась твоя самоуверенность?
— Разве я был самоуверенным? А не ты?
— Я тоже, но ты ошибался меньше. И не ссылайся, ради Бога, на старость. Опыта у тебя сейчас в сто раз больше. Не нужно прибедняться.
— И не думаю. Материала маловато. Он же никого не подозревает.
— Или темнит.
— Зачем?
— Скорее всего это разборка на денежной почве, а деньги яркого света не любят.
— А если кому-то в другом месте перешел дорогу?
— Не знаю. Пока подождем. Может, еще разговорится.
— Ладно, пусть созреет, — согласился Борис Михайлович.
И они с сыном отправились по своим делам.
— А как вы думаете, Александр Дмитриевич? Созреет ли?
Пашков пожал плечами.
— Лучше бы не созревал.
— Почему?
— Да зачем вам эта уголовщина? Тут и самому под пулю угодить можно. Ему охранник нужен, а не сыщик. Ну а по большому счету, с ним ничего не случилось и не случится.
— Однако стреляли.
— Не попали.
— А почему вы, собственно, так уверены в его неуязвимости? — поинтересовался Мазин.
— Я чувствую благополучных людей, — с некоторой обидой произнес Пашков.
— Завидуете?
— Бывает. Хотя давно уже со своим неблагополучием смирился. Против природы не пойдешь.
— А здесь природа?
— А что же? У благополучных даже пот приятнее пахнет. А от меня, как от козла.
Мазин шутливо втянул воздух.
— Рекомендую ароматное мыло «Дуру».
— Это для дураков. Я пока нашим обхожусь.
Так на полушутливой ноте закончился их разговор. Хотя, казалось бы, что ж тут легкомысленного, ведь в человека стреляли? Но ЧП это называлось давно, а сегодня девушка с останкинского экрана сообщает с милой улыбкой — «москвичи привыкли к перестрелкам на ночных улицах», а позади по асфальту красное пятно… С другой стороны, Артур Измайлович в самом деле жив, слава Богу.
Однако на другой день он сам пожаловал к Мазину.
— Вы меня знаете? — спросил целитель с порога, очевидно, исключая отрицательный ответ.
— Я вас видел в здании.
— Да? Обратили внимание? Ко мне всегда очередь. Я помогаю людям, а в меня стреляют. Как вам это нравится? Слышали?
— Слышал. Кто же в вас стрелял? — поинтересовался Мазин, чтобы узнать, созрел ли Артур Измайлович.
— Если бы я знал, я бы к вам не пришел. Ходить и плакаться на судьбу не в моей натуре. Да и времени нет, меня ждут жертвы недугов. Я хочу, чтобы вы разобрались в этой глупой истории.
— Милиция, кажется, этим занимается?
— Не шутите! Вы не знаете нашу милицию?
— Почему же… Имел честь прослужить не один десяток…
— Тем более! Вы возьметесь за мое дело?
— Только с вашей помощью.
— Чем же я могу помочь профессионалу?
— Я не думаю, что у вас нет никаких предположений, подозрений… Ведь должен же быть у стрелявшего повод. Или у тех, кто его нанял, если это заказное преступление. Чем вы не угодили ближним?
— Разве ближним угодишь? Особенно нашим ближним, которые завистью вскормлены с молоком матери.
— Отлично, — прервал Мазин. — С этого и начнем. Зависть. Судя по очереди в кабинет, ваше дело процветает.
— Не скрою, — согласился Артур самодовольно. — Кое-чего я достиг.