— И были основания? — спросил Мазин спокойно, сдерживая волнение.
— Был случай, она рассказывала.
— Поделитесь!
— Зачем делиться? Целиком отдам. Мне этот товар ни к чему. Вам-то он зачем? Тут больше дрязги.
— Хочу уточнить. Ревность ведь и плодом воображения может быть, а случай — уже факт, пусть не очень красивый.
— Сексуально-бытовой. Но, если клубнички захотелось, кушайте на здоровье. Эрлена на своем дне рождения их в темной комнате застукала. Гости танцуют, а мужа с сестренкой нет. А у баб на эти вещи глаз-алмаз, она в спальню бесшумно. Впечатление сильное. Ферштейн?
— Спасибо, Сергей Ильич, — сказал Мазин. — Для меня это почти неожиданность.
— В самом деле? — удивился Алферов. — Неужто вы за свою многоопытную жизнь сексуальных азов не освоили?
— Вернее сказать, дальше азов не продвинулся, но я сейчас не о самом предмете. Вы мне помогли скорректировать предварительные данные. Марина очень трогательно убеждала меня, что до исчезновении Эрлены мужа ее почти не видела, дома у них не бывала, и свело-то их горе, постигшее ребенка.
— И в доме не бывала?
— Представьте себе.
Ильич саркастически усмехнулся.
— А что? Вполне могло такое быть, но… после того, как Эрлена скандал учинила. Подумать только! Покушение на штаны, которые она своей собственностью считала. Даже до отца дело дошло. Тот, седой ветеран, с пионерами встречается, а тут блядство в собственном доме.
Алферов пришел в хорошее настроение.
— Короче, была серьезная разборка, старик бегал за Мариной с пистолетом, кричал: «Пристрелю, сучку, как собаку, чтобы фамилию мою не позорила». Ну и все, как положено, в состоянии праведного гнева. Та бегала вокруг стола, сбивала точную наводку. Ну и была от дома отлучена. Представляете? Скандал в не очень благородном семействе.
— Интересно, — протянул Мазин серьезно.
— Да, забавное кино. Билеты можно было продавать. Короче, до смерти старика и исчезновения Эрлены она и в самом деле могла слинять с Володькиного горизонта. Кажется, какого-то кавказца поимела. Но это и все, что я знаю. Считайте, я вам доверил истинную полуправду, а полуправда может быть опаснее вранья.
— Как посмотреть? Тут по известной байке. То ли зал был наполовину пуст, то ли наполовину полон.
— Право выбора за вами.
— Придется выбирать.
— Валяйте! Мне и самому было бы интересно про Эрлену узнать, хоть бы понял, за что страдал. Так что спрашивайте, что вас там еще заинтересовало? Спешите, пока не услышал я сигнал погружения.
— Вы пистолет упомянули.
— Да. Ну и что?
— У отца был пистолет? Откуда? Тогда ведь строго…
— Старые вояки умудрялись с войны сохранить. Но не обольщайтесь. Это не то ружье, что Чехов упомянул.
— Пистолет, однако, был?
— Был.
— Не помните, какой марки?
— Да сам-то я его в глаза не видел. Это же все со слов Эрлены, она говорила. Кажется, трофейный.
— Парабеллум?
— Да ну вас! Не видел я его, сказал же. Зря ухватились. Конечно, слово красивое. Парабеллум — готовься к войне! Оружие — всегда оружие. Вон бандитизм какой! Руки чешутся.
— Перестрелять преступников предполагаете?
— Я за! Горбатого могила исправит, а не права человека.
— Мало разве в прошлом стреляли, к стенке ставили?
Алферов выправил кепи на голове и посмотрел неодобрительно.
— Странно слышать от вас этот жалкий аргумент. И глупый.
— Так уж?
— Да не от большого ума. Не видите, как баланс нарушился? Природа-то равнодушная, она штампует всякой твари по паре, а наше дело регулировать, чтобы полезных тварей больше было, чем вредоносной сволочи.
— Всю историю только тем и занимаемся, что казним, а что толку?
— Верно, их не меньше. Но это уж загадочные манипуляции природы. Всех она ликвидировать не дозволяет, поубавить, однако, разрешает, на то и создает, кроме преступников, Калашниковых разных, Макаровых, Смитов с вессонами.
— Не согласен, — запротестовал Мазин, — смотря кому «калашников» в руки попадет. Вот недавно из парабеллума в целителя одного стреляли. А куда, кстати, девался пистолет после смерти отца?
— Спросите полегче что-нибудь.
— У Дергачева он остаться не мог?
— Шутите! Нашли ковбоя со Среднерусской возвышенности! Тоже мне, мститель из Эльдорадо! Не увлекитесь этой пустой мыслью, ради Бога. Я-то Володьку знаю как облупленного.
Алферов допил молоко.
— Ну, мне пора на погружение. Пора, пора, рога трубят. По коням, что ли?
Он протянул руку Мазину и пошел по шумной улице, не оглядываясь и не поворачивая головы на претенциозные вывески, в основном на непонятном народу языке. На перекрестке Алферова отрезали машины, и Мазин потерял его из виду.