После трех часов пополудни явились Вертер и его сестра. Это была бледная, одутловатая девочка с плоским лицом. На ней было вязаное платье из оранжевой шерсти, еще более подчеркивавшее неуклюжесть ее фигуры. Она разговаривала почти шепотом и то и дело хихикала. Мы уселись в спальне на кроватях.
Освещение я заранее погасил, но теперь вдруг включил его. Марта сказала: «О-о»; Вертер молча и безразлично озирался.
Я встал, зашел за стол и развернул свою бумажку.
— Настоящим объявляю большое праздничное собрание клуба КС открытым, — сказал я и несколько раз хлопнул по столу линейкой.
— Войдите, — сказала Марта и захихикала.
— А Дирк что, не придет? — спросил Вертер.
— Не думаю, — кратко ответил я.
— Как председатель, я приветствую почтенное собрание и кандидата в члены клуба, — сказал я.
— Приветик, — сказал Вертер.
— Я изложу цель нашего собрания, — продолжал я. —
В наши намерения не входит устраивать одни лишь праздничные полуденные вечеринки: мы будем устраивать также и другие собрания, чтобы обсуждать серьезные вещи. Нам нужен солидный, сильный клуб, значительный клуб. Пассивные члены нам не нужны. Нам не нужны члены, которые всего лишь на бумажке, а сами только надо всеми издеваются. Следующий пункт, который я хочу обсудить, это тот факт, что есть такие члены, которые издеваются над другими членами клуба или над председателем. Это недопустимо. Достопочтенные члены клуба! Учреждается департамент по строительству и технике, прежде всего по мельницам, которые работают от силы ветра; начальник департамента называется «строитель мельниц»: это должен быть кто-то, кто уже построил много мельниц. Или тот, кто может очень хорошо протянуть электрическую проводку для лампочек, потому что это все связано. Вот что я хотел сказать, — я скомкал бумагу и уселся рядом с Вертером. — Дневное собрание открыто, — туманно закончил я.
Прошло полминуты; все молчали.
— Когда начало? — спросил Вертер.
— Слишком мало народу собралось, — ответил я. — Жаль проводить всю программу только для пары присутствующих.
Тогда Вертер предложил пойти и привести Дирка. Мы втроем отправились к нему домой.
Он открыл нам сам и молча застыл в дверях.
— Я обращаюсь к тебе, — сказал я. — Недавно мы были на дамбе, и там случились не очень-то приятные вещи, — начал я. — Не имеет смысла здесь разбираться, кто виноват, — продолжал я. — Но сегодня у нас здоровское праздничное собрание, у меня дома. Ты, конечно, понимаешь, что нельзя обойтись без помощника секретаря: вся верхушка должна присутствовать. Это будет прекрасный день, который навсегда останется в нашей памяти. И я еще буду держать здоровскую речь.
После некоторых уговоров он отправился с нами. Когда мы вновь поднялись наверх, моя мать принесла чай с сахарными крендельками. После того, как мы его выпили, воцарилось молчание, которое, казалось, никогда не кончится. Я подошел к окну и взглянул на небо. Незаметно я спустился вниз, чтобы отыскать брата.
— Мы сидим наверху, и у нас нет никакой программы, — сказал я. — Не хочешь сыграть нам на мандолине?
— Нет, — сказал он.
— Но у нас нет никакой программы! — с нажимом сказал я.
— Нет, — повторил он, — не буду
Я еще долго уламывал его, но он упорно противился. Когда я вновь вернулся в спальню, оказалось, что кто-то отворил встроенный шкаф. Я запирал его, но оставил ключ в замке. Шкаф служил мне для двух целей: поскольку в нем было темно и тихо, я орудовал там своим членом или же лепил из глины горшочки, кувшинчики и пепельницы, и оставлял их на просушку. Яркая лампа без абажура освещала небольшое пространство, так что я мог полностью закрывать за собой дверь; (в основном я запирался на ключ изнутри).
Все забрались туда и вытащили горшочки наружу, чтобы разглядеть их при дневном свете.
— Мы не разобьем, — сказал Вертер. Он осмотрел донышко одной пепельницы, на которой обнаружил буквы: Ф. С. Ф.