— У вас такая красивая собака, — говорит Отец Бэл, здороваясь со мной за руку и, слегка наклонившись, обращается к Псу Лупу: — Дай-ка лапу.
Пес Луп, расшалившись, подпрыгивает и лижет человека Божьего прямо в лицо.
— Это не лапа, а мой нос, — без капли раздражения в голосе констатирует Отец Бэл, вытираясь.
— Он маленький. Ему все время хочется играть, — объясняю я.
— Сколько ему?
— Точно не знаю, Святой отец. Месяцев восемь, наверное. Мне его отдал один знакомый. Его, наверное, высадили по дороге какие-нибудь туристы. Такое сейчас часто случается.
— Люди иногда бывают очень злыми, — утверждает Отец Бэл.
— А вы не благословляете животных? — спрашиваю я. — Я уверен, что после этого он утихомирится.
— Животных? — переспрашивает Отец Бэл. — Нет, никогда о таком даже не слышал.
— Но кое-где животных благословляют, — настаиваю я. — Например, в Италии, я точно знаю. Там можно и машину благословить, и такое бывает.
— Да, машины благословляют, — соглашается Отец Бэл. — Хотя я таким никогда не занимался. Но еще совсем недавно мы здесь каждый год благословляли соль. Только вот зачем?.. Хоть убейте, не помню. Но теперь уже не благословляем. Но благословить машину, это бывает.
— И помогает? — спрашиваю я. — Это наверняка хорошо для мотора. Только подумать, что все эти поршни и оси прокручиваются по мильону раз и не ломаются…
— Людей уже трудно удивить, — рассуждает Отец Бэл. — Все само собой: благополучие, техника… И разве кто-то задумывается, откуда все это берется? Но машины иногда еще благословляют.
— Это ведь и не помешает, — поддакиваю я. — Может, благодаря этому ездить станут медленнее.
— Или быстрее, — говорит Отец Бэл голосом человека, который не теряет чувства реальности.
Из ворот монашеского интерната выбегает горбатенькая девочка и начинает резвиться с Псом Лупом.
— Осторожно, Берта, — говорит Отец Бэл. — А то он сейчас сорвет с тебя одежды.
— У–у–у-у! — визжит от восторга девочка, одетая в опрятные лохмотья.
Пес Луп уже пристраивается к ней для свершения любовного ритуала, и я быстро натягиваю поводок, чтобы собака не начала безнравственный танец с неприглядным детским телом.
— Хочешь грушу? — спрашивает Отец Бэл.
Окольным путем он вытаскивает из-под сутаны большую спелую грушу, отдает ее, и девочка с визгом убегает.
— Каждое утро я прохожу через сад, — объясняет Отец Бэл. — И там всегда фрукты лежат на земле. Зачастую очень хорошие груши. С ними ничего не случилось. Но если груши или яблоки лежат на земле, они быстро портятся. А вы хотите грушу?
И он опять пускается в долгий путь под сутаной, после чего протягивает мне огромную, согретую телом грушу-конферанс.
— Меня иногда все же мучает вопрос, — продолжаю я, переработав массу теплого сока и нежной как масло мякоти, — меня иногда все же мучает вопрос, какова судьба такого милого животного.
Я чешу Пса Лупа за ухом.
— Я имею в виду, если собака умирает, что ее там ждет, когда хозяина нет рядом? Есть ли и для нее Спасение?
— Спасение ждет каждое создание, насколько я знаю, — отвечает Отец Бэл. — Это даже где-то записано, если не ошибаюсь. Только не спрашивайте, где именно. Но где-то записано, это точно.
— То есть мой пес тоже будет спасен? — настаиваю я.
— Мы не можем знать все, — одергивает меня Отец Бэл. — Но, — продолжает он, скромно, но с явной симпатией разглядывая прекрасное, совершенное тело Пса Лупа, — но, мне кажется, с вашим псом все будет в порядке. Я не думаю, что Бог припас для него что-то плохое.
— А Бог есть? — спрашиваю я для полноты картины, потому что если уж мне удалось получить бесплатную консультацию, надо использовать шанс.
— Ну, о таких вещах… — отвечает Отец Бэл, покачивая головой. — О таких вещах я стараюсь не думать. У меня есть работа, солнце над головой. И мы все — простые люди.
Действительно, думаю я, застенчиво попрощавшись с ним: у меня есть работа, потому что надо как можно быстрее начать свой великий любовный роман; и действительно благотворные лучи мягкого осеннего солнца падают на землю. И, кто знает, может быть, мы все и вправду простые люди.