На улице, что проходила позади нашей, в доме, задний садик которого граничил с нашим, поселился мальчик по имени Маартен Схеепмакер. Вскоре после его переезда я как-то в полдень разводил костер. Он подошел и спросил, разрешают ли мне это. Таким образом мы познакомились. Мне было позволено приходить к нему домой.
Он был того же возраста, что и я, но меньше ростом и полнее. Одевался он очень неопрятно, а его жидкие жирные волосы нуждались в хорошей стрижке. К тому же у него уже пробивались реденькие усы. Он распространял какой-то сильный телесный запах, — я списывал это на тот факт, что дома он кутался также, как и на улице, и даже в помещении его куртка была застегнута до самого горла. Я охотно ходил к нему, поскольку у него были странные, любопытные привычки.
В его маленькой комнате, выходившей окнами на улицу, с потолка до уровня плеч свешивались на тонких железных проволочках кости мертвецов, а под стеклянным колпаком на клочке белой ваты лежали груди, отбитые от женской статуэтки розового фарфора: расколотые остатки лежали рядом в коробочке. Кровать его стояла посреди комнаты, и он из полотенец и ковриков соорудил себе балдахин, а стены были сплошь заклеены вырезанными из газет и открыток видами, изображавшими закаты солнца над горными ландшафтами.
Кроме кровати и одного стула, в комнате не было больше никакой мебели, поскольку все остальное пространство было занято хламом, через который приходилось переступать: Маартен любил мастерить и строить.
Я считал его изобретателем. Когда мы только что познакомились, он рассказал мне, что на обводном канале можно наловить кучу рыбы, если устроить подводный взрыв. На моих глазах он изготовил сложный механизм, состоявший из старой банки из-под какао, в которую были вставлены два намагниченных гвоздя; между кончиками висела цепь из железных опилок. К каждому гвоздю был приделан электрический шнур, — хорошо изолированный, он выходил из банки таким образом, что не оставалось промежутка, куда могли бы попасть вода или воздух. На дно банки Маартен заранее насыпал толстый слой смеси хлората калия и сахара.
— Это одно из опаснейших взрывных устройств, — сказал он.
Через эту конструкцию, поместив ее под воду, он намеревался пропустить из батарейки ток, который заставит опилки раскалиться, и заряд бы тогда воспламенился. Мы закончили подготовку, но тут вошла его мать.
Это была маленькая, некрасивая женщина с усталым лицом и тусклыми, неухоженными волосами. Я сперва счел ее опасной, но она оказалась добродушна. Услыхав, как мы обсуждаем наш план, она встревожилась.
— Что я скажу домашним Элмера, если вас заберут? — спросила она. — Знаете ли вы, что за такие вот штуки уже сколько людей расстреляли? — Она запретила нам выполнять то, что мы задумали, и вышла из комнаты.
Я не понял ее заявления, но, повторяя его про себя, почувствовал, как во мне растет гнетущее уныние. Я больше не хотел, чтобы план осуществился.
— Давай лучше что-нибудь другое поделаем, — сказал я. — Кстати, нужно организовать клуб: ты, наверно, и сам это знаешь. Это очень важно. Мы останемся здесь и немедленно его организуем.
Я произнес эти слова тихо, но взволнованно, внимательно глядя на Маартена.
— Председателем должен быть кто-то, кто уже раньше создавал клубы, — сказал я, — он тут же назначит мастера. Это тот, кто хорошо умеет строить всякие штуки. Он делает для правления и председателя разные вещи, которые они могут оставить себе. И он еще такую лампу сделает, которая не гаснет. (Я действительно считал, что такое возможно.)
Маартен, похоже, не слушал.
— Может, ты не любишь клубы, — со знанием дела сказал я, — но со мной было то же самое. — Маартен, ничего не говоря, изучал банку. Он объявил, что хотел бы, чтобы взрыв состоялся.
В сумерках мы со всеми принадлежностями отправились на берег. Однако, когда мы подсоединили ток, ничего не произошло. Вытащив устройство из воды, мы обнаружили, что только проводки всплыли на поверхность: банка со всеми деталями исчезла. Я сделал вид, что разочарован, и сказал Маартену, что я об этом думаю: сборка была неудачной, отчего все и разлетелось прежде, чем был пущен ток. Маартен, однако, горячо заверил меня, что взрыв состоялся, но на очень большой глубине, отчего газы сконденсировались и растворились до того, как смогли достичь поверхности. Он брызгал, когда говорил, и стирал капли с подбородка, поскольку от возбуждения пускал слюни.