Я несколько сомневался, что устройство воспламенилось; все-таки мне казалось, что этого не произошло, однако спорить не хотелось. Меня занимал вопрос, верил ли Маартен своему собственному объяснению. Определить этого я не мог, но понимал, что в любом случае он был огорчен.
Мы вернулись назад; Маартен пригласил меня зайти, но я распрощался. На чердаке я начал составлять документ. Вверху на листе бумаги написал: «Новый клуб, в который Маартен должен вступить. Он должен стать его членом». Я остался сидеть в раздумьи, но больше не знал, что писать. Я сложил бумагу и засунул ее в плоскую картонную коробочку, где уже лежали тринадцать центов; я спрятал ее возле оконца в крыше, под черепицу.
В другой раз, субботним днем, Маартен позвал меня сделать ракету. У него где-то завалялась небольшая самолетная бомба, деревянная, выкрашенная серебристой краской, с четырьмя стабилизаторами сзади; это была его старая детская игрушка.
Он просверлил в заднем конце отверстие и вколотил туда банку. Ее он наполнил той же смесью, как и в предыдущем эксперименте; чтобы смесь не высыпалась, он заклеил отверстие бумажным кружком, сквозь который пропустил фитиль: пропитанную спиртом нитку.
— Она сразу хлопнет и взлетит вверх, или сперва зашипит? — спросил я.
— И то, и другое, — ответил он. — Она должна махнуть вверх метров на двадцать восемь, а то и выше.
В саду мы из нескольких кирпичей соорудили подпорку и установили ее в улочке за кухней. Маартен поставил на стабилизаторы устремленную ввысь ракету, положил под нее комок бумаги, который сперва поджег с серьезным выражением лица; после этого мы осмотрительно отошли назад.
Огонь добрался до фитиля и заряда, и банка, шипя, начала изрыгать огонь. Заклубился дымок, который быстро рассеялся.
— Она пустая, — сказал я. Маартен схватил банку. На мостовой появилось горелое пятно, серовато-синее, с белыми краями.
— Ее хватило только чтобы набок свалиться, — сказал я, но Маартен не согласился со мной. — Она за что-то зацепилась, — решительно объявил он. Маартен утверждал и настаивал на своем утверждении, что бомба и тогда, когда стояла прямо, и тогда, когда лежала, зацепилась за что-то и не смогла сдвинуться с места. Я не поверил, но не хотел этого говорить.
— Давай ее еще раз начиним, а потом опять запустим, — сказал я, но он отверг это предложение.
— Я должен снова все проверить, — веско сказал он. — Кстати, она должна сперва остыть. Или ты думал, что она изнутри не нагревается?
Он совершенно не позаботился о том, чтобы сохранить эксперимент в тайне, так что его отец, подошедший к окну в задней комнате, все видел. Однако на улицу он не вышел и даже пальцем не шевельнул. Это был толстый, грузный человек с одутловатыми щеками и мешками под глазами; у него были короткие, ежиком, волосы. Мне показалось, что он похож на старую мышь из книжки сказок, которую я все еще хранил. С отсутствующим, сонным видом он таращился в сад.
Было уже сильно за полдень, и начинало смеркаться. Я тщетно сопротивлялся подступающей грусти.
Маартен осмотрел заднюю часть бомбы и поковырял ее. Я страстно желал сбить его с ног или порвать одежду: тогда, подумал я, он бы заплакал, почти неслышно.
Я объяснил, что мне пора обедать, отправился на чердак и, стараясь не шуметь, принялся дальше рубить стенку. Камешки я собрал в кучку, потом проделал дыру и расковырял ее железкой. Затем написал свое имя на старом ярлыке от чемодана и, свернув его, засунул в отверстие. После этого решил заткнуть дыру старой газетой. Когда я рвал ее на клочки, мне попалось сообщение о смерти, из которого я машинально прочел несколько строк. Последняя перед подписями фраза гласила: «Он совершил свои паломничества». Над этим я надолго задумался. Я медленно повторил слова про себя и стал тихонько напевать строчки. Я вырвал из газеты сообщение, тщательно разжевал его и затолкал комочек в дыру. Потом поискал стеклорез, но не смог его найти. Прижавшись лбом к оконцу и возбуждая свой член, я чутко прислушивался к звукам в доме. «День полон предзнаменований», — непрерывно повторял я про себя. Я решил пригласить Маартена на чердак.
В другую субботу, в полдень, мы сидели в его комнате. У нас зародился план — пойти ловить уток в парке на протоке, тянувшейся вдоль кладбища. Осенью и зимой народу там было мало. Оказалось, что у Маартена был водяной пистолет, из которого можно было стрелять дротиками или свинцовыми пульками, но, хотя они легко пробивали картонную коробку, в которую мы палили, чтобы поупражняться, оружие било недалеко. Маартен, однако, был убежден, что мы можем смертельно ранить из него птицу, животное и даже человека.