Она ушла, но Маартен по-прежнему не зажигал света. Мы так и сидели в темноте.
— Говорить будем очень-очень тихо, — сказал он. Я раскрыл рот, но промолчал. Расширенными глазами таращась в темноту, я тискал свою штуковину, чтобы определить, когда станет больно. Я решил, что мне пора удирать.
— Мне нужно домой, — торопливо сказал я, — а то взбучку зададут.
Маартен выпустил меня через окно. Я побежал домой и забрался на чердак. Хотя электрический свет был в порядке, я зажег свечу, которую хранил в рундуке. После этого я распахнул оконце, достал из-под черепицы картонную коробочку и вынул из нее листок бумаги. Окошко я оставил открытым, чтобы слушать как стучит где-то калитка (потому что поднялся ветер).
«Я — в Очарованном Замке, — написал я карандашом на обратной стороне листка, — но это дом-корабль Смерти. Я знаю: он будет поглощен бездной».
Внутрь пробрался сквозняк, от которого затрепетало пламя свечи, так что тень от моей головы заметалась по белой стене. Она походила на большую черную птицу без крыльев, но по воле таинственной силы все же могла летать и поджидала меня, чтобы причинить зло.
Складывая бумагу, я задумался, где бы мне ее лучше всего припрятать. Запихивать туда же, где лежала свернутая этикетка, показалось мне рискованным, поскольку мой брат мог обнаружить дыру. Место под черепицей выглядело столь же малонадежным: соседские мальчишки могут заметить из своих садов, как я прячу коробочку, и выдать это место моему брату. Я решил, что нужно сложить ее в крошечный квадратик и носить в кармане штанов. Тринадцать центов я оставил в коробочке, которую вернул на место. Пока не пришло время идти в постель, я сидел при свече.
На следующее утро, к полудню, явился Маартен и позвал меня искать подбитую им утку. Мы немедленно отправились в путь. На случай, если мы заметим в воде рыбок, я прихватил сетку и банку из-под варенья. Погода была пасмурная, как за день до того: казалось, что уже с утра начинает смеркаться.
Мы тщательно обшарили территорию, на которой побывали накануне вечером, но ничего не нашли. Другого я и не ожидал и только машинально поглядывал вокруг. Серое небо придавало воде канала матовый, неясный цвет; я не исключал возможности, что на дне, покрытом водорослями, живут водяные чудища (как я уже давно заподозрил), которые могут подняться наверх, чтобы схватить нас за наши штуковины и затащить в глубину. Поэтому я время от времени посматривал на водную гладь.
Когда нам пришлось прекратить поиски, Маартен объявил, что мы опоздали и птицу уже унес кто-то другой. Я не стал спорить. Мы пошли дальше, добрались до узкого неглубокого рва и начали ловить сачком рыбу. Смотреть там было особенно не на что. Правда, я поймал продолговатую, похожую на жука тварь с маленькими клешнями. Длиной она была в половину указательного пальца. Я не осмелился притронуться к ней и поднял ее при помощи двух палочек; после этого я забросил ее как можно дальше от воды, в траву. Однако на этом я не успокоился, так что отыскал тварь и каблуком втоптал ее в землю.
— Это подлая тварь, я читал, — сказал я Маартену. — Ее нужно было убить.
На самом деле я хотел предотвратить возвращение жука в воду, потому что тогда он уж точно сообщил бы обо мне водяным чудищам.
Вскоре мы пришли к обмелевшему месту, где кто-то пытался построить дамбу: повсюду в воде валялись связки веток и камни, вода была неглубока. Там я обнаружил большую граммофонную трубу в форме чашечки цветка, большей частью скрытую водой. Мы ее вытащили. В самом широком месте она была диаметром в добрых три четверти метра. Снаружи — выкрашена зеленой краской, изнутри — нежно-розовой. Краска там и сям облупилась.
— Это моя, — сказал я, — потому что я ее нашел. Если, например, ты что-то найдешь и первый на это покажешь, тогда это твое.
Я начисто ополоснул трубу, вытряхнул из нее воду и потрубил. Потом начал дурачиться.
— Послушайте, люди, — закричал я, — сейчас перед вами выступает великий слон Джамбо. Привет, придурки! — Тем временем мы отправились дальше. Трубу я положил раструбом назад себе на плечо так, что время от времени мог дуть в нее. «У кого есть такая труба, тот очень могущественный», — думал я.
— Маартен, — сказал я, — послушай. Мы как-то уже говорили про клуб, но теперь точно нужно, чтобы он был. Мы совсем не должны ждать, — ты же отлично знаешь, что они повсюду создают враждебные клубы. — Он не отозвался на мои слова, и я продолжал: — Если мы организуем клуб сегодня, у нас уже сразу есть труба. А клуб с трубой — это очень хорошо, сам знаешь. Мы можем в нее трубить, когда начинается собрание. Ясное дело, лучше всего, когда это делает председатель. Тогда видно, что это хороший клуб.