Кругом были разложены выцветшие открытки, изображавшие механизм. Они сильно запылились.
— Красивая штука, — сказал я. В действительности я ощущал подступавшую великую печаль. — Мне нужно кое-кого навестить, — сказал я торопливо, когда Маартен собрался войти в лавку, — я забыл: у меня времени больше нет. — Прежде чем он смог что-то ответить, я рысцой припустил с улочки. Уверившись в том, что теперь он меня не нагонит, я отправился на канал у дороги и, стоя там, стал внимательно высматривать плывущие деревяшки, но ни одной не обнаружил. В портике я остался поджидать Маартена. Когда он прошел мимо, я, приотстав, проследовал за ним до самого дома. «Я преследую его, но он не знает, что я иду за ним», — сказал я себе.
Подойдя к дому, я тщательно осмотрелся и обнаружил Маартена в его саду. На чердак я пойти еще не мог, поэтому решил некоторое время погулять. Было не слишком холодно; моросил тепловатый дождь. Я прошелся мимо дома Вертера и направился в парк возле дамбы. Там, оглядевшись для уверенности, я удалился в небольшую рощицу.
Тут и там была покрытая мхом сочная земля, засасывавшая мои ботинки. Я подыскал место, с которого, не заметный прохожим, мог бы наблюдать за домом Вертера. Я примостился на трухлявом пеньке, — сидеть на нем было больно, — и погрузился в раздумья. У меня обнаружился огрызок карандаша, но бумаги не было. Однако на земле я нашел влажную коробку из-под сигар. На ней я написал: «Я сижу в шпионской башне и наблюдаю за домом Вертера. В настоящий момент я ничего не вижу. Если увижу опасность, пошлю гонца». Я смял коробку и каблуком втоптал ее в землю.
Едва покончив с этим, я услышал приближающийся смех и крики. Я увидел, как по широкой гаревой дорожке пробегает женщина, то и дело замедляющая движение, чтобы покружиться. Сперва я подумал, что она оглядывается, но затем понял, что это некая комбинация танцевальных па. Прежде чем я смог присмотреться, она уже пробежала мимо. Я вылез из кустов, чтобы взглянуть ей вслед; как только я выбрался на дорожку, появилась компания из без малого тридцати улюлюкающих детей, которые явно ее преследовали. Я затесался среди них и вместе с ними помчался за женщиной. Мы начали нагонять ее. Та, достигнув улицы, остановилась на тротуаре. Преследователи — на некотором расстоянии от нее. Я был среди самых последних.
Женщина обернулась, сделала поклон и обеими руками вцепилась в подол юбки. Когда она вновь распрямилась, я увидел, что это мать Вертера. Мне стало очень страшно. В ужасе, что она разглядит меня в толпе, я ссутулился и подогнул колени. «Она без пальто», — подумал я.
Она принялась быстро крутиться, громко притоптывая. Внезапно задрала юбки на голову, при этом чуть не потеряв равновесие. Вновь опустив их, она на мгновение застыла, после чего стала двигаться короткими, сдержанными шажками, напевая при этом.
Из ближайшего подъезда вышли две женщины, на одной была белая, словно у медсестры, шапочка. Вторая была в пальто. Они осторожно взяли мать Вертера под руки.
— Госпожа Ниланд, идемте-ка скоренько домой, — сказала женщина в шапочке. — Уж очень холодно. И поздно. Скоренько идемте домой.
Они не отпускали ее. Она пыталась сопротивляться, но не слишком сильно. Мы подошли ближе.
— Я танцую под музыку, — сказал мать Вертера. — Я — танцовщица Агата. — Она произнесла это обычным, деловым тоном, но тотчас же добавила с ненавистью:
— Всякие не должны думать, что знают, как танцевать. Танцевать — это не то, что некоторые думают.
Женщины мягко и настойчиво стали уводить ее.