Сразу после заключения сего договора мы втроем направились в кабак и принялись, как безумные, надираться на слоковы денежки. Рассудком Фала, как обычно, вскоре завладела какая-то ерунда.
— Представь, вот перед тобой человек, — начал он издалека. — У человека этого имеется шляпа. У шляпы этой красивые, широкие поля. Короче, пристойная такая шляпа, можно сказать. — В качестве иллюстрации он снял со стоявшей позади нас вешалки слокову шляпу. — Прикинь, ты каждый день острыми ножницами отрезаешь от этих полей точнехонько по миллиметру. Сколько дней пройдет, прежде чем он это заметит?
Дать ответ или хотя бы высказать предположение оказалось делом непростым. Слок уставился на свою шляпу так, словно и впрямь подозревал, что Фал таскает с собой ножницы. Он расслабился только тогда, когда шляпа вновь вернулась на вешалку. Где-то через час, когда теории Фала сделались столь же смелыми, сколь и спорными, заседание пришлось прервать, поскольку Слок опаздывал на поезд.
Вечером назначенного дня я был встречен г-ном Слоком у поезда и на его машине доставлен в собрание, где в небольшом школьном классе дожидалось примерно сотни полторы заинтересованных лиц. По стенам там были развешаны географические карты и наклеенные на картон картинки с подписями «Курган в Доккуме» или «Рейн у Лобита», знакомые мне с давних пор и сразу же испортившие мне настроение.
Я привез с собой еще не изданную повесть и приступил к чтению. Ни по лицам, на которых не дрогнул ни единый мускул, ни по каким-либо иным жестам, даже когда я отчитал приличный кусок текста, невозможно было заключить, нравится она или нет. Где-то через час я перевалил уже за половину повести, и решено было устроить небольшой перерыв. Никто со мной не заговаривал, кроме г-на Слока, который следил за тем, чтобы я не оставался без кофе, но насчет прочтенного тем не менее помалкивал. А где же Фал, раздумывал я, уж он-то всегда что-нибудь ободряющее скажет. Я рассчитывал, что если мне удастся ускользнуть незамеченным и малость пробежаться, я смогу поспеть к поезду и вернуться домой, но эту мысль я отбросил — еще и потому, что пока не получил гонорара и возмещения транспортных расходов. «Эти провинциальные господа не такие уж дураки», — подумал я.
Во второй части мероприятия слушатели таращились на меня с тем же непроницаемым выражением. По окончании раздались неуверенные, вежливые аплодисменты, после чего класс под медленное шарканье ног опустел.
После этого Слок возил меня по разным кафе, которые, согласно его заверениям, посещались почти исключительно художниками. Было туманно и довольно холодно, моросил мелкий дождь. По мере того, как я рассеянно опрокидывал рюмку за рюмкой, моя тоска по дому возрастала до невероятных размеров. Теперь я уже и сам не понимал, чему так радовался несколько недель назад, когда, заключив договор, ворвался в бар.
Сильно за полночь мы со Слоком отправились к нему домой: большое четырехэтажное викторианское здание с несметными тритонами, подпирающими балконы, башенками и галереями производило импозантное впечатление даже ночью. Я уже задремывал, но, когда мы въехали в гараж, захотел показаться расторопным и услужливым. Проворно выскочив из машины, я попытался распахнуть дверцу перед хозяином дома, но вдруг застыл, удрученный, сжимая отломанную ручку.
— Дрянь металл стали делать, — дружелюбно сказал Слок, самостоятельно выбираясь из машины, и я с вытянутым лицом отдал ему ставший бесполезным предмет.
В доме уже все спали. Слок указал мне на опрятную гостевую комнату и пожелал спокойной ночи. Я решил отогнать от себя тревоги, поскольку самое тяжкое было позади. Оставалось только ответить на вопросы следующим вечером, а это всегда сущие пустяки.
Наутро я, несмотря на довольно раннее время, застал дом уже полным приятного оживления. Слок не только покровительствовал искусствам, но и предоставлял постоянный кров полудюжине художников. Обычно они собирались в большой гостиной на втором этаже, где день напролет каждый из них по очереди, определяемой жеребьевкой, варил кофе в электрокофеварке. К своему изумлению, там же я обнаружил и Фала. Когда он появился? Да дня три назад. А был ли он вчера вечером на моем чтении? Нет, к огромному его огорчению. По вечерам он бывает слишком утомлен для того, чтобы выбираться из дому, да и днем предпочитает оставаться в своей комнате, покидая ее только изредка, дабы в целях борьбы с ежедневным похмельем «пожарить себе рыбки» на кухне, на что хозяйка дала ему особое разрешение.