Я никого не видел, но внезапно услышал доносящееся с пола тихое бормотание: у стены, рядом с плитой, в ящике из-под маргарина сидел ребенок, который то разговаривал сам с собой, то грыз резиновую змею. Через секунду входная дверь отворилась, и вошла женщина с покупками. По-видимому, она была ровесницей Керра, но, в отличие от него, казалась свежей и бодрой. Решили приступить к готовке, и женщина, которую мне представили как Джипси[19], исчезла, чтобы позвать на обед двоих игравших на улице детей. Пока ее не было, Керр объяснил мне, что только малыш, сидевший в ящике из-под маргарина, был от него, а двое других происходили от предыдущей связи Джипси. Мне показалось в тот момент, что перед тем, как приступить к изложению собственных проблем, уместно было бы расспросить его, как он поддерживает жизнь свою и своего обширного семейства, поскольку я удивился тому, что он уже так рано был дома. Я узнал, что семья Джипси время от времени присылала ей денег, и что он, Керр, один вечер из пяти работал медбратом в соседнем госпитале. Вслед за двумя этими подробностями, однако, последовала пламенная речь: в сущности, он намеревался посвятить себя творчеству и сделаться великим литератором. Вот этого я и боялся. Он написал то, и он написал это, но большинство работ уничтожил. То малое, что уцелело, он нигде издать не мог. Керр считал, что прежде всего ему не доставало жизненного опыта, потому-то и пошел работать в госпиталь.
Возможно, он собирался извлечь на свет божий свои рукописи и всучить их мне, а потом с громким сопением стоять за спиной и читать их вместе со мной, заглядывая мне через плечо, но этому в любом случае помешало возвращение Джипси, которая призвала Керра помочь приготовить обед.
Дети, которых она привела с собой — девочки примерно семи и восьми лет, державшие себя очень спокойно и прилично, — уселись с книжками и парой игрушек в уголке на полу. Они принесли с собой кусок сорванной на землю не то ветром, не то озорниками бумажной гирлянды, повешенной к празднику коронации[20], и в немом восхищении перебирали ее. Керр, шинкуя овощи, принялся малопонятно и раздраженно распространяться на тему разбазаривания средств, каковым, по его мнению, являлись праздники коронации: масса выброшенных на ветер денег, которые можно было с такой пользой пустить на различные социальные нужды.
«Нищий и злющий — не выйдет из тебя толку, парень», — подумал я. Почему его рукописи были отвергнуты, я понимал прекрасно, — возможно, в них имелись бунтарские тенденции, направленные против установленного Господом порядка.
Ворчание его я комментировать не стал. Джипси, хлопоча у плиты с варевом и печевом, принялась тихонько напевать. В сущности, она была миловидная, но преждевременно располнела — подозреваю, что из-за чересчур скудной диеты. «Они что, все вместе в этой постели спят?» — подивился я, поскольку широкая, застеленная лохмотьями железная кровать в комнате, выходившей окнами на улицу, была единственным спальным местом, которое я тут заметил.
Когда Джипси принялась расспрашивать меня о делах, я выложил ей обе мои проблемы. Керр помрачнел еще пуще прежнего и опять что-то забормотал, но Джипси оставалась спокойна.
— Пенрод вроде собирался вечерком зайти, нет? — сказала она, задумчиво покачивая головой. — Эта его работенка, может, она Джеральду сгодится?
— Нету у Пенрода для других никакой работенки, — хмуро заметил Керр.
— Ну, он же собирался на месяц в Италию, автостопом? — огрызнулась Джипси. Я сделал вывод, что этот самый Пенрод хотел на некоторое время взять на работе отпуск за свой счет, не опасаясь потерять место, и потому искал кого-то, кто бы его на время подменил.
Керр недоверчиво тряхнул головой. Я принялся было объяснять, что, как иностранец, в любом учреждении прежде всего буду зависеть от того, смогу ли раздобыть разрешение на работу. Джипси с улыбкой отмела это сомнение. В отличие от Керра, до трепета серьезно относившегося к властям и закону, она всякое постановление властей считала глупыми, нелепыми выдумками: ну, что на это скажешь, разве только плечами пожмешь.
Керр уныло поинтересовался, сколько мне приходится платить за мою комнатушку, и хмуро покачал головой.
— Если совсем припечет, перебирайся к нам, — сказал он. — Еще на одну постель здесь место всегда найдется.
Джипси поддержала его. «Но как и где все они спят?» — опять спросил я себя.