Кролюс покачал головой. Слава тебе господи, в лавку так никто и не вошел.
— Я всегда честно сообщаю, чего стоят вещи, — продолжал господин, — а также и о том, что мне это и самому выгодно. Эта скрипка, разумеется, в высшей степени запущена.
— Это как же? — спросил Кролюс.
— Я имею в виду, что она в скверном состоянии, что ее надо бы посмотреть, а это может стоить несколько сотен гульденов. Не могу отрицать, что на аукционе скрипок в Утрехте она бы принесла тысяч шесть, но…
— Вы сказали «шесть», шесть чего…? — выдавил Кролюс.
— Но это не означает, что я сам могу дать эти деньги, — невозмутимо продолжал господин. — Я предпочитаю осторожность. Я кладу не меньше трехсот гульденов за починку и экспертизу. Я вам дам пять тысяч гульденов наличными, под квитанцию, разумеется.
— Но эта вещь вовсе не моя, — выдохнул Кролюс. Господин утомленным жестом протянул ему скрипку и вытащил записную книжку.
— Это уж ваше дело поладить с клиентом, — начал он.
— Клиент, клиент, — проговорил Кролюс почти в бешенстве, — я даже не знаю, где этот человек живет.
— Право, он скоро вернется, — сказал господин, на этот раз насмешливо, как будто не придавал большого значения словам Кролюса. — Такую скрипку где попало не бросают. — Он полистал записную книжку. — В четверг утром я к вам зайду. Я принесу вам пять тысяч наличными. Но я не желаю иметь дела с маклерами или посредниками. — Он небрежно пододвинул к себе сдачу, забрал мясо, откланялся и ушел. В дверях он обернулся, глянул на скрипку в руках Кролюса и быстро, едва приметно, тряхнул головой, словно все еще не мог преодолеть изумления странным положением дел в мире, в котором драгоценные скрипки попадают в грубые руки колбасников.
Кролюс долгое время стоял неподвижно. Затем хотел было подвесить скрипку на прежнее место, но тут ему показалось, что лучше бы спрятать ее где-нибудь в доме.
На следующий день, около трех часов, у Кролюса начали трястись колени. Перед витриной возник маленький темноволосый человечек. Он опять долго разглядывал витрину, а затем устремил ищущий взгляд в потолок, на штангу, на которой висели колбасы. В конце концов дверь отворилась, и человечек торопливо подошел к прилавку.
— Скрипка там больше нет, скрипка там больше нет? — боязливо спросил он.
— Я ее в дом отнес, — ответил Кролюс, избегая беспокойного взгляда посетителя. — Это… — прибавил он, но вдруг замолчал. Он чуть было не сказал «драгоценный инструмент», но вовремя проглотил эти слова.
Человечка не убедило то, что скрипка лежала где-то в надежном месте, в доме, и Кролюс пошел за ней.
— Скрипка нужно вешайт, там… — умоляюще проговорил человечек и указал на штангу на витриной.
— Значит, вы ее не забираете? — спросил Кролюс. По лицу человечка прошла болезненная гримаса.
— Нет деньги, — поведал он. — Новый мясо покупайт, да. Жена еще болейт. — Он указал на большой кусок ростбифа. Опять началось заикание и жестикуляция, и Кролюс отрезал указанное количество, взвесил и неохотно упаковал сверток, то и дело поглядывая на скрипку, которую положил рядом с кассой.
— Не хотели бы вы продать эту скрипку? — спросил он как можно более безразличным тоном. Человечек простонал.
— Продаваль скрипка? — воскликнул он. — Я продаваль скрипка? Скрипка всегда в семья. Отец, сын, снова сын, скрипка всегда там. Как дольго семья, скрипка всегда там. Что я будет делайт без скрипка?
— Но вы же теперь все равно без скрипки, — промямлил Кролюс. — Я хочу купить ее у вас, — вслух добавил он.
— Ви покупаль скрипка? — в недоумении вскричал человечек. — Не есть возможно. Вы не может покупаль скрипка. Нет за какие деньги на земля. Нет за тысяча гульден.
«За тысячу гульденов-то нет, — пробормотал Кролюс, наклоняясь над прилавком, — за чуть поменьше, думается мне».
Сердце у него колотилось, но его не трясло. Никто не заходил, это было важно. Он чувствовал, что его охватывает почти невыносимое возбуждение, какое бывает на берегу в воскресный день, — этот краткий миг подступающей тошноты и головокружения, когда замечаешь неуклюжий, тяжелый всплеск, и поплавок в первый раз, еще неглубоко и нерешительно, уходит под воду.
— Что ви говориль? — спросил человек.
— Я дам вам за нее пятьсот гульденов, — сухим, деловым тоном сказал Кролюс.
Вид денежных купюр делает человека слабым, и в этом сейчас Кролюс убедился собственными глазами. Казалось, в человечке происходит тяжкая внутренняя борьба.
— Скрипка есть мой друг, — пожаловался он. — Я не могу это делайт.