Он посмотрел на инструмент так, словно провожал взглядом собственного сына, поднимающегося на эшафот. В глазах его появились слезы.
— Мне нужно деньги, да. Я потом покупайт другой скрипка. Я продавайт за тысяча гульден.
— Это многовато, — сказал Кролюс. В голове у него метались самые разные мысли. Сделка могла прерваться в любой момент, стоило только зайти какому-нибудь покупателю. Но быстро сдаваться тоже было нельзя.
— Я дам вам семьсот пятьдесят гульденов, — медленно произнес он, с той же отчетливой артикуляцией, как тогда, когда человечек впервые появился в лавке. Он записал сумму цифрами на клочке бумаги и протянул ее человечку.
Того, казалось, раздирают ужасные сомнения. Он тяжело вздохнул, потряс головой, но вдруг опустил ее и согласно кивнул.
— Хорошо, — пробормотал он. — Надо, я продаваль. Шреклихь.
Кролюс споро взялся задело. Выйдя из-за прилавка, он запер дверь лавки и направился в дом, прихватив с собой скрипку. Из льняного мешочка, хранившегося в буфете, достал шестьсот гульденов, а из японской раздвижной шкатулки — еще сто двадцать. Вернувшись с деньгами и скрипкой в лавку, он вынул из кассы недостающие тридцать гульденов и отсчитал на прилавке сумму. Человечек охал, распихивая по карманам деньги, и бросал душераздирающие взоры на скрипку.
— Нет теперь скрипка, — с горечью проговорил он. — Что я наделаль?
«Расстонался», — буркнул Кролюс про себя.
Когда человечек ушел, Кролюс вспомнил, что не удержал с него за две покупки мяса. Он немного разозлился, но большой беды в этом не было.
Наступил четверг, но изысканно одетый господин из города, вопреки обещанному, утром не появился. Не появился он и в полдень. Наступила пятница, суббота, прошла половина следующей недели, а его все не было.
Маленький человечек тоже больше не приходил. С одной стороны, Кролюса это не огорчало, поскольку зачем ему нужны были все эти стоны и причитания, которыми неизбежно сопровождался бы визит? С другой стороны он осознал, что теперь у человечка было достаточно денег, чтобы расплачиваться за купленное мясо.
Прошло две недели, господин из города так и не заходил, и Кролюс забеспокоился. Ему пришла в голову ужасная мысль, которую он не решался сформулировать, не то что произнести. Спал он теперь мало и дурно.
Прошла еще неделя. Однажды утром, спозаранку, Кролюс уложил скрипку в чемодан, запер лавку и отправился в город. Он вышел так рано, что, когда добрался до города, большинство лавок и магазинов были еще закрыты. Он ждал на углу, пока не увидел, как торговец музыкальными инструментами отпирает двери своей лавки. Глубоко вздохнув, он вошел в лавку и вынул скрипку из чемодана.
— Я бы хотел это продать, — сообщил он.
— Ясно, а потом другую купить, — сказал лавочник, взял инструмент из рук Кролюса, окинул его взглядом и тут же потерял к нему интерес.
— Но сначала я бы хотел продать вот эту, — сказал Кролюс.
— Вечно одна и та же песня, — сказал лавочник. — Вот они берут уроки музыки. Но зачем же начинать с базарной скрипки? Почему не подождать, пока не сможешь купить что-нибудь пристойное? Сколько вы за нее заплатили?
— Это не моя, — глухо выговорил Кролюс. — Это меня друг попросил продать.
— Такого я у себя вообще не держу, — сказал лавочник.
— Но я должен ее продать, — из последних сил настаивал Кролюс. Его начало слегка подташнивать.
— Ах, ладно, я возьму ее на комиссию, — решил лавочник. — Иногда актерам бывает нужно что-то в этом роде.
— О да? — спросил Кролюс. Стало быть, на этой скрипке можно играть со сцены, для зала?
— Настоящая скрипка может испортиться, и нужно ее страховать от повреждений и кражи, — продолжал лавочник. — Если в пьесе на ней не нужно играть, это отличный реквизит, и они дадут за нее гульденов двадцать. Но не так сразу. Я не буду ее выставлять. Нужно точно угадать, что придут ее спросить.
— Помнится, Кролюс, неделю назад у вас тут висела скрипка, — сказала престарелая барышня Вельдхун, которую Кролюс все эти годы, сколько она ходила в его лавку, ненавидел смертельной ненавистью за страсть вечно вынюхивать, придираться к каждому сорту мяса и недоверчиво перепроверять цену. — Нету ее у вас тут больше.
— Углядела-таки, грымза старая, — сквозь зубы процедил Кролюс. — Нет, она больше здесь не висит, — ответил он. Плотно сжав губы, он с такой силой рубанул по сучку на мясной колоде, что щепка от него пролетела по всей лавке, не задев, к его огорчению, барышню Вельдхун.
17 октября 1959 г.
Его величайшая награда