Второй раз подниматься было тяжелее, и он время от времени бросал в рот кусочки горького шоколада. Солнце скрылось за перевалом, но он успел зайти на него до темноты, которую быстро разогнала взошедшая над ледником Клутлан луна. Вскоре похолодало, и Дану, решившему максимально экономить все ресурсы, отчаянно захотелось чаю. Это означало потратить так необходимые для обогрева граммы топлива, но он не смог отказать себе в удовольствии достать старую пол–литровую кружку, подаренную отцом на седьмой день рождения, и плотно набить ее девственной чистоты снегом. Кружка была его талисманом — она побывала с ним на всех материках, и он собирался непременно взять ее с собой в экспедицию, как залог возвращения на Землю, как некую охранную грамоту. Темно–зеленая эмаль сильно пострадала и оббилась, покрывшись многочисленными черными пятнами, но Дан из суеверия продолжал таскать кружку с собой.
Луна залила неправдоподобно ярким желтым светом ледник внизу, преобразив пейзаж из земного в лунный, на котором, как на компьютерной картинке Гугла, выделялись причудливыми формами и всеми оттенками желтого складки поверхности да темнели пробивающиеся из–под снега скалы. Гревший ладони горячей кружкой Дан не удержался, сфотографировал переливы лежащего внизу ледника и послал картинку отцу. «Завидую» — получил он одно слово в ответ.
Несмотря на усталость, сон не шел, наверное, сказывалось возбуждение. Мысли крутились вокруг «метеостанции», но ничего разумного в голову по–прежнему не приходило. Дан даже подумал, что возбуждение, как и неспособность конструктивно мыслить, могут быть ранними проявлениями горной болезни. Он находился сравнительно низко, ниже четырех кило, но кто знает, как действуют местные условия. Несомненно, в его пользу была привычка бегать марафон, дающая мозгу тренировку кислородным голоданием, но нельзя было сбрасывать со счетов даже малейшую опасность.
Чтобы заставить себя заснуть, Дан поплотнее закутался в спальный мешок, нацепил очки и наушники, поставил свой любимый диск с ночным маршрутом вдоль берегов Кинерета. Ему нужно было как следует выспаться, чтобы выйти с рассветом и подняться еще на шестьсот метров на плато, пройдя траверсом километров пять–шесть. Как и всегда, ночной Кинерет сверканием огней на Голанах, тихим шелестом прибрежного тростника, резким птичьим криком «Кар–р–ком» вызвал давние воспоминания о Розке — Веред, о недолгой, оставшейся в прошлом, любви, прервавшейся туманной и безлунной ночью, когда их патруль нарвался на засаду.
Дан среагировал за мгновение до того, как по ним открыли огонь, упал за камень, стрелял в ответ, что–то кричал. Все стихло через несколько очень долгих секунд, после которых вечностью потянулись минуты тишины, когда предательски выдает даже собственное дыхание и бешеное биение сердца, когда малейшее движение требует неимоверных усилий.
Полная неизвестность: где свой, а где чужой?
Приказ командира в наушниках: не поднимать головы до прихода подкрепления.
Распростертая тень на дороге, размытая серой темнотой предутреннего тумана, до которой надо доползти даже ценой собственной жизни; слабеющий от потери крови пульс и слабое пожатие пальцев, неотличимое от предсмертной судороги.
Дану пришлось заново учиться радоваться, потому что все последующие дни его окружала сплошная радость: радость, что победили малой кровью, выиграли со счетом три–один; радость, что сорвали коварные планы захватить в плен, чтобы потом долго и мучительно торговаться со всем миром; радость, что есть такие герои, способные положить троих врагов; радость товарищей, радость командиров, радость корреспондентов и комментаторов, радость всех жителей от мала до велика; радость на улицах, радость по радио, телевидению и в газетах. А Данила видел все это время только одно — любимое лицо в траурной рамке, да неясную тень на дороге, и хотел он только одного — вернуть свою Розку, и мучительная мысль до сих пор не давала ему покоя: не потеряй она столько крови, пока они лежали за камнями…
— К тебе у меня претензий нет. К тем двоим — есть, а к тебе — нет. Понял? Так что постарайся поскорее забыть. Живи, радуйся и девушку себе найди — не женись на мертвой, с ума сойдешь, — комполка никак не мог примириться с тем, что теряет одного из лучших бойцов.