Весна
И я, как жил, в стране чужой
Умру рабом и сиротой
Весна сияла в синем кругозоре;
Как милая с беспечною улыбкой
Звала – и радости свои умела
Отдать, отдать без жалобы. И кто
Сказал бы в этот ясный вечер
Высокий и пахучий, что и здесь
Придется видеть нам такую муку,
Придется вспомнить горькие намеки,
Что в книгах стихотворцы разбросали.
Спускались здесь малиновые шторы
На тонкий, серый призрачный ковер.
Из шкапа книги мирные смотрели;
И на массивном письменном столе –
Бумаги. На столах кругом портреты
И снимки с мозаик.
И все
Исполнено такой печали кроткой,
Что очервоненных лучей огни
Казались смущены своею грустью.
Не так, быть может, сказываю я,
Быть может было проще и спокойней,
Но лишь подумаю:
Мне хочется заплакать,
А говорю, что знаю, без утайки,
А сам хозяин! прост и благороден
И руки тонкие, и голос слабый –
Он на диване с книгою в руках
Теперь не вспомнить мне названье книги.
Но помню: было модное изданье
С обложкой белою.
Так он лежал,
Спокойно он глядел, рассеянный;
И книгою он не был увлечен.
Не думал он о графике старинной
И о стихах, которым жизнь он отдал;
И миг казался странным и невнятным –
Казалось, время в сером кабинете
Погибло. Все неслось безмолвно
И думать уж не мог он ни о чем,
И только думал он – зачем несчастье
Такими верными идет стопами,
Зачем он в жизнь пришел
Зачем любил, дружился и таился,
Зачем искал чужого одобренья, –
И эти мысли – праздные, пустые
Готовы были сердце разорвать.
И постепенно замерли заката
Багровые преданья – и стемнело;
Он встал, позвал слугу и вышел,
Одетый столь корректно и приятно –
И больше мы его уж не встречали.
Потом – ходили слухи… Кто их знает;
Но мы с ним дружны были, так что нам
Их повторять теперь и не годится
Земля
Е. М.
L’asur! l’asur! l’asur!
Я в оковах, в окопах, в оковах,
Я в цепях, молодая земля!
В дальних тучах, лиловых, суровых
Я несусь, мои сны пепеля.
Серебрятся мои покрывала.
Леденеют мои уста,
Надо мной раскрываться устала
Беспощадная пустота.
Путь далекий мне звезды означать
Звезды, мудрые девы небес –
Ветер (слезы болящие!) плачет
Зимних заиндевевших очес!
Но на южных златистых пустынях
Я сокровище мое пронесу;
(Лейся свет изумрудных и синих
Звезд, поддерживающих косу!)
Сын любимый! тобою хвалима,
Я пройду чрез века и века,
Пока, кровию не обагрима,
Не взнесется Губящей рука; –
И тогда, отделившись от тлена,
Ты взнесешься – суров и один
Непокорный и гордый из плена,
О, мой сфинкс! о, мой царственный сын!
И приемля и вновь отвергая
Ты – гармония, – слава небес, –
Ты – на пажитях нового Рая
Будешь чудом ею чудес!
Игра в кости
Н. А.
О счастии с младенчества тоскуя…
Любовь в одежде серой пилигрима,
Безумие – таинственные гости!
Но жизнь мою играю с ними в кости
И Скорбь проходит улыбаясь мимо.
И говорит – темно окрылена:
– Игрок безумный! Вот мой ясный путь,
Спеши, спеши Надежду оттолкнуть,
Мой дар: – покой и мрака тишина!
Я отвечал, Безумьем очарован:
– Еще удар, – о, подожди немного, –
И станет призраком моя тревога,
Бесславно ею я теперь закован!
И ты – плащом крылатым надо мной
Взмахнув – Любовь, свою держала речь:
– Мой сладостный тебя венчает меч,
Не будешь ты со скорбной тишиной!
И кости стукнули, и снова, снова,
Игрою ослеплен, глядел я жадно,
И Скорбь заплакала так безотрадно,
Скорбь мира милого и золотого;
И звук рыдания ее упал;
Любовь ко мне склонилась тихо вдруг
И протянула пальцы бледных рук…
– Благодарю вас, – да, я проиграл!
Борение
И так я измучен душою
Я в долине протягивал руки:
Далека, далека – моя звезда.
А на высокие виадуки
Взлетают черные поезда.
Уносятся, хвостом железным
Твердь сквозящую исчертив,
Указуя громом бесполезным
Мой земной, мой дрожащий призыв.
А когда то: парус срывали
И ложилась на руль рука –
Безмятежно мы отплывали
На неведомый остров Ка.
Что там было, – пет, не изведать
И устами не рассказать, –
Нет – простую муку отведать
Нет – стремительно иссякать!