— «Волчок», я — 25469, разрешите проход западнее вас, высота — полторы тысячи.
— Проход разрешаю, ваш пеленг — 260 градусов.
— Командир! Курс 25 градусов, КПМ через четыре минуты.
КПМ — это конечный пункт маршрута. Значит, скоро будем на земле, на сегодня — все, отлетались. Вот так всегда. Ждешь полет, готовишься к нему, немножко волнуешься, а когда возвращаешься на свой аэродром, думаешь: «Ну, слава богу! Все в порядке, сейчас поедем домой!». И опять ждешь новой командировки.
Летать! Подниматься в воздух днем и ночью, в любую погоду. Снова и снова подниматься в небо — это желание сродни потребности в воде. Уже много лет я мучаюсь этой жаждой, но не дай мне Бог когда- нибудь ее утолить!..
…Мы уже два часа как в воздухе, летим в Афганистан. Идем двумя эскадрильями: одна на «восьмерках», вторая — на «двадцатьчетверках». Ми-8 — вертолет «мирный», служит в основном для перевозки людей и грузов и только при необходимости вооружается. А вот Ми-24 — чистой воды штурмовик, «летающая винтовка». Значит, точно, не к теще на пироги летим.
Пересекли невидимую линию границы, и под нами — Афганистан. Вот он, старик Гиндукуш — тянется до самого горизонта! Уже издалека виден перевал Саланг, над которым мы и должны пройти. Вот это горы! Те, что мы видели под Ташкентом, холмы по сравнению с ними.
Когда готовились к перелету, командир эскадрильи лично беседовал почти со всеми летчиками, особенно с молодежью. Волновался. Еще бы! Никто из нас никогда не летал в горах, если не считать двухнедельной тренировки под Ташкентом. Даже в хорошую погоду без всякого обстрела сесть на небольшую горную площадку мне, например, сложновато, опыта кот наплакал…
— Я 431-й, группе занять посадочную дистанцию, — раздается в наушниках голос командира эскадрильи.
Растягиваемся в длинную «колбасу». Еще пять минут полета, и за грядой холмов открывается нагромождение маленьких глиняных домиков. Между ними вьются тесные кривые улочки, кое-где темнеют пятна базаров. И только небольшое вкрапление на окраине города — многоэтажные дома, широкие улицы и площади. Древний Кабул смотрит на нас, и его азиатский прищур загадочен, как взгляд странствующего дервиша.
Заходим на посадку. Один за другим вертолеты садятся на аэродром. Выключили двигатели. Выходить из вертолетов никто не торопится. Кто его знает, что здесь за обстановка! Однако не сидеть же здесь всю жизнь. Открываю входную дверь и прыгаю на влажную весеннюю землю.
Мартовское солнце уже довольно сильно припекает, вселяя надежду на скорое лето. Хотя какое лето? Мы ведь здесь ненадолго, как нам сказали, на пару месяцев.
…Со стороны города иногда доносятся автоматные выстрелы. Вокруг аэродрома по периметру видны брустверы огневых точек, кое-где даже торчат орудийные стволы. Точки, сразу видно, обжитые: навесы от дождя, скамейки, на кострах что-то варится. А неподалеку от нас, прямо на земле, спят вповалку десантники; взлетающие вертолеты им не мешают. Чувство неуверенности, возникшее в первые минуты, прошло. Командиры экипажей стоят у вертолета комэска, но пока еще нет никаких указаний,
Под утро небо затянуло серой пеленой, заморосил мелкий осенний дождик. После завтрака, в точности повторившего вчерашний ужин, летчики собрались у вертолета комэска.
Подхожу к Саулову — опытному летчику, известному шутнику и балагуру;
— Саша! Ты в Забайкалье как в горах садился? Можно здесь сесть с полным комплектом вооружения на высоте, скажем, 3000 метров?
— В Забайкалье садился элементарно, хотя вертолет бывал перегружен. Нам ведь перед вылетом дополнительное оборудование выдавали. Мешки с зарплатой за несколько месяцев и тяжелые шесты — беспартийным двухметровые, а членам партии — трехметровые.
Ребята придвигаются ближе, и по их физиономиям я понимаю, что меня разыгрывают. Ладно, подыграю, пусть ржут.
— Шесты-то зачем?
— Как зачем? От медведей отбиваться при вынужденной посадке…
Незаметно подошедший комэска хохочет вместе с нами.
— Общая обстановка такая. Местные бандиты группами по несколько человек нападают на наши автоколонны. Задача на сегодня; первое, четвертое и пятое звенья — на сопровождение автоколонн, парами, поочередно. Маршруты уточните у штурмана эскадрильи. Душманов при обнаружении — уничтожать. Второе и третье звенья — на подхвате, в готовности. По машинам!
Хоть я и стараюсь идти степенно, не спеша, у меня это плохо получается, и до своей винтокрылой машины я долетаю одним махом. Мы с Геной осматриваем вертолет, еще раз проверяем заправку. Толик бежит к штурману эскадрильи уточнять маршрут. Мы будем, сопровождая колонну, барражировать над дорогой, которая петляет у подножия горного хребта. «Ползаем» по карте, рассматриваем местность: линии рельефа, условные обозначения услужливо подсказывают нам, где к дороге вплотную подходят холмы и овраги; а вот и небольшая речушка, обозначенная пунктиром, на ее берегу расположилась небольшая деревня. Нам немного не по себе, ведь это же наш самый первый настоящий боевой вылет! Конечно, мы не подаем виду, но легкий мандраж — налицо.
Леша Нестеренко по кличке Борман, ведущий нашей пары, крутит над головой рукой — запуск! По местам, ребята, надели парашюты, пристегнулись!
— От винтов!
Вертолеты вокруг нас стоят так плотно, что вырулить между ними на взлетную полосу практически невозможно, да и грунт от дождя сильно раскис. Неужели будем взлетать с места? Точно! Лешка аккуратно поднимает свой вертолет над соседями и переводит в разгон. Наша очередь! Взлетаю, стараясь строго выдерживать вертикаль, смещаться в сторону нельзя ни на метр. Лопасти соседних вертолетов от воздушного потока, который отбрасывает наш винт, машут как сумасшедшие. За такой взлет дома по головке не погладили бы! Но здесь, кажется, на такие «мелочи» внимания не обращают. С соседней стоянки почти нам навстречу взлетает пара «двадцатьчетверок», еще звено заходит на посадку поперек полосы буквально в ста метрах позади нас, а на посадочном курсе, уже почти над полосой, несется «Боинг». По идее, нас всех за такие художества должны отстранить от полетов на недельку-другую, с разбирательствами, выговорами, сдачей зачетов…
А в эфире что делается! Вообще-то радиообмен — вещь строго регламентированная, вклиниваться в эфир, когда он кем-то занят, недопустимо. А тут говорят все одновременно, и в этой каше можно разобрать только обрывки фраз. А лексикончик!
Мы отошли километров на двадцать и увидели внизу нашу автоколонну. Прошли над машинами пониже, на головной машине кто-то помахал рукой — «вижу»!
Километрах в восьми впереди вдоль дороги стоит небольшой кишлак. Минут через двадцать машины будут там. Сначала прохожу над кишлаком, затем закладываю вокруг него широкий круг. Ничего опасного не видно. Вместе с вертолетом Бормана забираемся повыше, на триста метров, и ходим на малой скорости впереди колонны. Так проходит полтора часа. За это время ничего существенного не происходит, если не считать того, что облака постепенно поднимаются все выше и выше, редея на глазах, и наконец исчезают почти совсем. Припекает. Какое-то время в низинках еще висит голубым киселем туман, но потом тает. Нас на солнышке разморило… Стоп! Это что за шевеление? Вроде бы люди. Черт, против солнца ничего не разберешь! В ре голос Леши;
— Видишь что-нибудь впереди слева?
— Вижу, сейчас подойдем поближе!
Но подойти ближе не удается. Несколько человек с винтовками, увидев, что мы повернули в их сторону, забегали, засуетились, один вскинул винтовку, и сверкнула яркая вспышка. Это же по нам стреляют! Ну ладно, сейчас мы вам покажем! Но люди с винтовками пропали: только что бегали возле большого камня, а теперь их нет. И спрятаться-то вроде некуда: ни деревьев, ни кустов. Мистика! Ну-ка ближе, еще ближе… Вот оно что: в земле чернеют какие- то норы, кажется, глубокие.
Отходим в сторону, набираем высоту. Лешка стреляет по норам. Безрезультатно, а топлива осталось только на обратную дорогу, и то впритык. Пора домой.
Покружив еще немного, прошли низко над колонной. А вот и пара нам на смену! Идет чуть ниже нас, на встречном курсе. Леша объясняет им, где колонна, и предупреждает о норах возле дороги.