Раненько утром накануне операции пригнали мы свою стайку «вертушек» из родного Кабула в Газни. Не успели остановиться винты вертолетов, как без напоминаний, по отработанной схеме, мои ребята побежали добывать данные о районе предстоящих действий: кто в ХАД-1 (органы госбезопасности Афганистана), кто в Царандой-2 (органы внутренних дел республики), а кто в «Каскад-3» и «Никель-4» (кодовое наименование спецназа ГРУ и МВД СССР во время афганской войны). Не то чтобы мы не доверяли нашей родной разведке, а так, на всякий случай: уточнить, дополнить сведения о районе, где предстоит утром кувыркаться, никогда не лишне.
Через час картина по крупицам, как мозаика, была собрана. А тут и командующий ВВС 40-й армии В.Г. Шканакин, который должен был поставить задачу, подоспел, а с ним человек двадцать офицеров штаба. Выстроили нас прямо на стоянке, развернули с десяток схем, нарисованных на ватмане (наверное, не одну ночь солдатики мучились, чертили). Оператор (офицер оперативного отдела) начал, как пономарь, заунывным голосом зачитывать Решение.
И тут я увидел, как другой офицерик в карту указкой тычет, и куда именно тычет, увидел. Я начал медленно холодеть, несмотря на июльскую жару. Мамочки, да они же нам маршрут десантирования назначают аккурат через самое скопище этих самых ДШК и ЗГУ! Это по нашим, «уточненным» данным, о которых, похоже, в штабу-то не догадываются…
Тут Шканакин заметил мои невнятные телодвижения и, обращаясь персонально ко мне (ну как же, старый знакомый по Пандшеру, Мазари, Миттерламу и другим не менее знойным заварушкам), спросил: «Тебе что-то непонятно?!». Откуда только наглость взялась, обычно я человек почти застенчивый, однако взял да и брякнул: «Товарищ командующий, так ведь костей не соберем по этому варианту!».
В.Г. (так за глаза звали командующего) сурово насупил брови и, «надвигаясь» взглядом, как танк на окоп, спросил: «А что ты предлагаешь?!».
Суетливо и сбивчиво, боясь, что перебьют, не дадут сказать жизненно важного, стал я излагать свой вариант, как просунуться в это злосчастное ущелье. И тут, конечно, перебили! Вскинулся навстречу моим словам оператор и возопил: «Товарищ командующий, да что этот комэска себе позволяет, мы всем штабом думали, отрабатывали, схемы по ночам чертили, а он…». Ну, думаю, все, куда нам, знай свое место: получил по сопатке, молчи и не чирикай. И тут происходит нечто странное: командующий жестом останавливает этого словоблуда и произносит пугающую фразу: «Тебе, комэска, выполнять основную задачу, поэтому как ты скажешь, так и будем работать, а вам (это он обратился вновь к свите) за ночь все схемы переделать, как он говорит». Немая сцена: «занавес» пополз было вниз, закрывая застывшую «группу товарищей», но тут я с отчаянием обреченного встрял опять: «Там еще пара укрепрайонов мне мешаться будет на заходе, да и прикрытие не мешало бы…».
Командующий задумался, посмотрел куда-то вглубь себя и изрек: «Завтра в восемь утра этих объектов не будет, а что касается прикрытия… Восемь Су-25 и 12 МиГ-21 тебе хватит?».
Я мысленно поперхнулся и, с трудом сохраняя невозмутимый вид выдавил из себя: «Хватит». «Ну, тогда вперед командир», — захлопнул дверь всех сомнений командующий и исчез в вихре подхвативших его дел.
И наступило утро. Не знаю, что там думали стрельцы в ночь перед соответствующей казнью, а мне довелось немало до утра передумать…
Утреннюю благость мгновенно разрушили десятки одновременно раскручиваемых винтов. Неуклюже подскакивая на неровностях, «вертушки» одна за другой подрулили к взлетке и, набычась, угрожающе задрав хвосты, ввинтились в серый туманный воздух. Пошли!
И все. Там, внизу, остались сомнения, раздумья, прочая лирика. Идет полет, и тебе уже ни до чего дела нет. С тобой в полете стая «волков», которых ты обязан вывести на цель, выждав момент, подать знак, когда вцепляться в горло врагу, не дать им устроить бестолковую свалку при этом, а затем, обдурив врага, обойдя капканы, привести всю стаю в целости и сохранности обратно…
После полета…
И тут, прервав сумасшедший ритм полета на ПМВ (предельно малой высоте), буквально под брюхом вертолета, подбросив его вверх, раздается взрыв. «Что это?» — теряюсь в догадках, судорожно в доли секунды перебирая возможные варианты. Подбили кого-то? Столкновение со склоном? Подорвался какой-нибудь БТР? Крутим башкой на 360 градусов и видим — вразвалку, вальяжно, из-за склона появляется пара «двадцать четверок» командира звена Буренского из соседней эскадрильи, которые нас на заходе должны прикрывать. Оказывается, это они, расчищая нам заход, любезно «уронили» на мешающий при заходе укрепрайон пару «соточек» (100-килограмовая бомба ОФАБ-100), но при этом промазали, гады, по времени… Ну, благо, осколки бомбы, разорвавшейся под нашим брюхом, разлетелись веером в стороны, а то бы, как говорится, вся задница в шрамах. Ладно, не до переживаний сейчас, за «вечерним чаем» обсудим.
А вот и ущелье. Мрачное, с серыми насупившимися склонами, узкое и зубастое, как пасть дракона. Я ныряю туда первым, как с трамплина в холодную воду, и за мной суются остальные. Каждый пилот в этот момент — туго натянутый лук, готовый к мгновенному выстрелу. В эфире — тишина: мы давно привыкли действовать молча, оставляя эфир девственно чистым для непредвиденного сообщения, да и подарки врагу (а он ловко использовал результаты радиоперехвата) надоело делать.
Не размазывая траекторию захода, сразу после четвертого разворота по одному приземляемся. И не успевают еще мелькнуть над обрезом двери пятки крайнего десантника, как резко взлетаем. Переводим машины сразу в набор высоты и маневрируем, маневрируем, чтобы уйти от возможных трасс сзади и спереди, потому что когда ты ее, трассу, увидишь, будет поздно. Наконец вылезаем из ущелья. Уф, теперь можно выдохнуть. Только можно ли? До аэродрома минут двадцать, всякое может приключиться…
После посадки по условному рефлексу, выработанному в эскадрилье, собираемся у машины ведущего. Щупаю всех взглядом, пытаясь понять, все ли в порядке, и тут замечаю заруливающую крайнюю «восьмерку». Боже милостивый, что за вид! «Вертушка», жалобно подвывая движками, мостилась на стоянку, всем своим видом показывая, как ей досталось. И было от чего ее пожалеть: стабилизатор растерзан в клочья, бока иссечены отметинами от крупнокалиберных пуль, троса антенны, перебитые у основания, бессильно свисают…
Мчимся к машине. Из кабины вылезает обескураженный Васька Хозяинов, замыкающий нашей группы, имевший меньше всех опыта в десантировании — самой «сладкой» из наших задач. Оказалось, он позволил себе чуть «размазать» четвертый, разворот, чтобы половчее, как ему казалось, выйти на посадочную прямую, и чуток, совсем немного, выскочил по тому направлению, которое нам «обязывали» сверху. Тут духи, которые сидели, как псы на короткой привязи, и не могли нас достать, обрадовались и со всей дури его «постригли»…
И тогда стало мне страшно, да так, как давно уже на этой войне страшно не было. Господи, а если бы он еще немного дальше «заступил», а если бы мы шли ТЕМ маршрутом, а если бы решение, которое я лично навязал, было неверным и я был бы виноват?!!! А главное, сколько ребят положили бы?!!!
Противная, стылая склизь страха забралась внутрь и вольготно там раскинулась. Она не покидала меня всякий раз, когда впоследствии приходилось принимать на этой войне, потом на другой, третьей, четвертой — Решение.
…Ты помнишь, как все начиналось, пел в те времена Макаревич. А начиналось все это в далекие теперь уже времена конца семидесятых — начала восьмидесятых годов двадцатого века второго тысячелетия от Рождества Христова.