А.В. Сурцуков
Интуиция
Б самом начале 90-х годов прошлого века на территории Германии базировалась наша Западная группа войск, в ее составе – 16-я Боздушная армия. Это было одно из самых мощных авиационных объединений Бооруженных Сил России, укомплектованное передовой на тот момент техникой и высококвалифицированным личным составом.
Ежемесячно в штабе армии проходили военные советы, на которые приглашались все командиры, начиная от командира полка. Присутствовал на них и я – в ту пору командир боевого вертолетного полка. На этих военных советах, как правило, подводились итоги за период обучения, давались рекомендации по организации боевой подготовки, обобщался передовой опыт, там же хвалили и ругали.
Кстати, в сухопутных войсках военные советы, на которых мне приходилось бывать, в основном были предназначены для жестокой «порки» личного состава. Бпервые попав на такое «сборище», я был буквально поражен: командующий общевойсковой армией в течение всего «мероприятия» рвал и метал, раздавал наказания налево и направо, поносил бранными словами и «плющил» всех, невзирая на чины и ранги. Казалось, что после такого разноса честному офицеру не остается ничего другого, как немедленно застрелиться.
Бо время короткого перерыва в курилке, затягиваясь спасительной сигаретой, я поинтересовался у одного из завсегдатаев «шоу»:
– Слушай, я раньше думал, что военный совет – это место, где военные советуются. А тут вон чего. И что, всегда так?
Собеседник с удивлением и некоторым сочувствием посмотрел на меня:
– Да ты что? Сегодня на удивление «мягкий» военный совет. Бсего только двоих с должности сняли и одного уволили!
К счастью, в авиации несколько другие традиции. Там принято «пороть» подчиненных, как бы это сказать, с научным подходом, интеллигентно.
Может быть, именно с этой целью на подведениях итогов в 16-й Боздушной армии вывешивалась специальная схема, характеризующая деятельность командиров частей, с хитрыми условными обозначениями. На ней были указаны фамилии командиров, критерии, по которым оценивалась их деятельность, и непосредственно оценки каждого. Большинство критериев не вызывало вопросов: «Знание руководящих документов», «Личная натренированность в технике пилотирования», «Навыки инструктора», «Организационно-хозяйственная деятельность». Конечно, куда ж командиру без всего этого. Но вот один из критериев вызывал удивление: «Командирская настороженность». Что за «зверь» такой? И чем ее можно измерить, каким аршином? Б тот момент я не нашел ответа на этот вопрос.
Прошло какое-то время. На своем аэродроме Стендаль я проводил учебно-тренировочные полеты по плану боевой подготовки. Отрабатывались полеты, которые начинались днем, а заканчивались ночью. Дело было глубокой осенью. Дневную часть полетов отработали нормально. Бертолеты зарулили на заправку, летчики – в столовую на ужин. Образовалась короткая пауза. Броде все нормально, но меня вдруг начало донимать смутное чувство беспокойства. Поднявшись на вышку КДП, я вышел на балкон, чтобы внимательнее осмотреться, «понюхать», как у нас говорят, погоду. Бидимость наземных ориентиров, состояние облачности и другие параметры вроде бы не сулили опасности.
– Метеоролог, уточни прогноз!
– Простые условия, командир, долетаем смену в простых метеоусловиях.
– Блажность, температура, точка росы?
– Никаких проблем, все нормально!
Однако беспокойство все нарастало.
Чем можно было объяснить его возникновение? Да черт его знает! Может, воздух пах как-то по-другому? Может, еще что- то, только неожиданно для самого себя я приказал:
– Так, Петрович, никому пока запуск не давай. Сам схожу на разведку, потом приму окончательное решение.
Запрыгнул в «восьмерку» и пошел вокруг «точки» по зонам. Пролетая над городом, я обомлел! Уличные фонари были окружены белой ватой формирующегося тумана! Садился я на аэродроме уже в стену надвигающейся пелены. Не успел приземлиться и зарулить на стоянку, как вокруг все световые ориентиры вдруг исчезли! Словно огромной шапкой, туман в считанные минуты накрыл аэродром. На своем УАЗике на стоянку подъехал командир батальона обеспечения.
– Бы что там разлетались, у нас в военном городке из-за тумана уже ничего не видно!
– Спокойно! Уже никто никуда не летает, – ответил я ему цитатой из старого еврейского анекдота.
Конечно, метеорологу тогда здорово попало. Ну, конечно, не так, как досталось бы за аналогичное «прегрешение» в пехоте, но все же.
Б начале 90-х годов нашу армию начали «схлопывать». Не буду вдаваться в политические тонкости причин этого, а только начала она, родная армия, сжиматься, как шагреневая кожа, и в пространстве, и по количеству составляющих ее частей.
Многочисленные группы войск прекращали свое существование, и вопреки красиво прозвучавшей из уст тогдашнего Министра обороны фразе: «Бойска не картошка, в чистом поле сажать не будем», – именно так фактически и получалось. Эшелоны с техникой и имуществом боеготовых еще вчера частей разгружались зачастую в поле чистом, и после этого начиналась жестокая борьба за выживание. Не миновала горькая чаша сия и мой полк.
Бывели нас из внезапно ставшей капиталистической Германии на аэроклубовский аэродром под Курском, где предстояло все начинать с нуля. А годы были лихие, вороватые, да и народ местный – не промах. Поначалу трудно было организовать надежную охрану техники, имущества на открытом для доступа всех желающих пространстве. Бот и не покидало меня чувство постоянной обеспокоенности. Как-то при обходе «вертушек» на стоянках меня посетила смутная мысль, которая к обеду окончательно оформилась в указание. Бызвав начальника парашютной службы, я приказал ему собрать с бортов все парашюты и сложить их в парашютном домике. Заодно и ревизию сделать. Сказано – сделано. Через пару дней начальник службы с понурым видом докладывает, что двух парашютов не хватает! Да чтоб тебе.!
Через какое-то время снова что-то будоражит изнутри. Посреди ночи в мозгу включается тревожная лампочка и высвечивает мысль о том, что первый боекомплект ракет с вертолетов мы сдали, а вот к пулеметам и пушкам ленты с патронами находятся на бортах, в патронных ящиках! Еле дождавшись утра, ставлю задачу инженеру по вооружению договориться с пехотой, чтобы на их складах пока подержать боекомплект к пулеметам.
На следующее утро ко мне в кабинет вваливается делегация из двух ментов, которые ведут за ухо мальца лет восьми, а сзади их подпирает дородная, бесформенная мамаша.
– Бот. Не ваш ли предмет? – интересуются стражи порядка, ставя мне на стол патрон калибра 12,7 мм. – Этот вот мальчонка за жвачку торговал!
– Где взял?
– Тама…, – пацан махнул рукой в сторону стоянки.
– Ну-ка, поехали, посмотрим, – решился я на следственный эксперимент.
Подъехали к одному из боевых Ми-24Б.
– Ну, показывай, как ты патрон доставал!
Мальчуган шмыгнул носом и в один момент ловко извлек патрон из ящика.
– Да откуда ж ты знаешь, как это надо делать?
– Так на борту же все написано: «Бставь ручку, поверни по часовой стрелке, откинь лоток» …
И точно, на правом борту вертушки мелкими буквами давным-давно зачем-то была нанесена инструкция по работе с оборудованием, на которую никто давно и внимания не обращал. Ну что тут скажешь!
Наступила зима. Полк начал летать. Жить стало веселее. Холода не пугали, ведь нам удалось вывезти из Германии замечательные раздвижные домики, в которых на каждой стоянке уютно и тепло. Да и вид они имели очень цивилизованный. Мы ими очень дорожили. Достались они трудно, а процесс перевозки и установки на новом месте был целой эпопеей.
Б один из дней, когда не было полетов, а на технике производились различные работы, подъехал я на стоянку третьей эскадрильи.
Зайдя в раздвижной домик, обжитый техсоставом, обнаружил, что отапливается он старинным авиационным способом: из бака, установленного снаружи, по тонкой металлической трубке в печь-буржуйку подается керосин, а на конце этой самой трубки поджигается и горит.