Ждет нас.
Как долго она ждет? Месяцы? Годы?
По некой причине, которую не могу объяснить, я чувствую, что задыхаюсь. Кажется, что комната смыкается вокруг меня, и я замираю. Дэеру приходится буквально тянуть меня, затем потянуть еще сильнее, чтобы просто заставить меня двигаться.
Такое ощущение, что я не могу дышать, словно если я подойду к ней, произойдет что-то плохое.
Что-то ужасное.
Это нелепая мысль, и Дэер поглядывает на меня краем глаза.
Мы останавливаемся перед столом.
- Элеонор, - натянуто произносит он.
Они недолюбливают друг друга. Я это вижу. Чувствую. Я ощущаю это в воздухе, в формальности, в холоде.
- Адэр, - кивает женщина. Нет ни объятий, ни улыбок. И хотя прошло не меньше года с тех пор, как она видела его, эта женщина даже не встает.
- Это твоя бабушка, Элеонор Сэвидж, - говорит мне Дэер, и его слова так старательно спокойны. Элеонора пристально смотрит на меня, ее взгляд изучает меня с ног до головы. От этого мои щеки вспыхивают.
- Ты должно быть Калла.
Я киваю.
- Ты можешь звать меня Элеонор. – Она бросает взгляд на дверь. – Подожди снаружи, Сабина.
Не говоря ни слова, Сабина уходит, закрыв дверь. Элеонор возвращает свое внимание к нам.
- Я сожалею о твоей потере, - сухо говорит она мне, ее голос лишен каких-либо эмоций, сочувствия или печали, хотя та, кто умерла – была ее дочь. Она не знала Финна, так что тут я могу понять, но ее собственная дочь?
Она снова смотрит на меня.
- Пока ты здесь, Уитли будет твоим домом. Ты не будешь вторгаться в комнаты, которые тебя не касаются. Ты можешь свободно передвигаться по угодьям, можешь пользоваться конюшней. Не будешь общаться с сомнительными личностями, можешь пользоваться автомобилем. Джонс отвезет в любое место, куда тебе понадобиться ехать. Ты можешь обосноваться, привыкнуть к жизни в сельской местности, и вскоре, мы поговорим о твоем наследстве. Поскольку тебе уже исполнилось восемнадцать, у тебя есть обязанности в этой семье.
Она замолкает, а затем глядит на меня.
- Ты пережила потерю, но жизнь продолжается. Ты так же научишься продолжать жить.
Она отворачивается от нас, направляя свое внимание на бумаге на ее столе.
- Сабина! – зовет она, не поднимая взгляда.
Видимо, мы свободны.
Сабина снова заходит, и мы с Дэером быстро следуем за ней, ухватившись за возможность покинуть эту неприятную женщину.
- Что ж, а она приятная, - бормочу я.
Губы Дэера подергиваются.
- Она не моя любимица.
Мягко сказано.
Мы разделяем мгновение, минуту теплоты, но я отпихиваю ее прочь.
Я не могу.
Не могу.
Сабина останавливается перед двойными деревянными дверьми.
- Это были апартаменты твоей матери, - сообщает мне Сабина. – Теперь они твои. Комната Дэера находится на другой стороне дома. – После того, как Сабина это говорит, она ждет, словно ожидая от меня реакции. Когда же не получает ни одной, продолжает. – Ужин будет в семь часов в столовой. Будь порасторопней. Сейчас же тебе следует отдохнуть.
Она поворачивается и уходит, шаркая по коридору своими маленькими ножками.
Дэер глядит на меня, высокий и стройный.
- Хочешь, я побуду с тобой?
- Нет. – Мой ответ незамедлительный и твердый.
Он вздрагивает и немного отстраняется, пристально глядя на меня сверху вниз.
- Я просто… мне нужно побыть одной, - добавляю я.
Я еще не достаточно сильна, чтобы устоять перед тобой.
Разочарование поблескивает в его глазах, но надо отдать ему должное, он не настаивает. Он проглатывает обиду и кивает.
- Ладно. Я вымотался, так что собираюсь немного вздремнуть перед ужином. Советую тебе сделать то же самое. Ты должно быть устала.
Я киваю, потому что он прав, я совершенно вымотана. Он уходит, и я остаюсь одна в длинном тихом коридоре.
Я делаю шаг в сторону спальни, потом еще один, но хоть убейте, не могу, кажется, повернуть дверную ручку. Что-то оседает вокруг меня – страх – думаю, и я просто не могу этого сделать.
Взгляд на лице Элеонор всплывает в моей голове, то, как она рассматривала меня, и я не могу дышать. Что-то давит на меня, то мрачное нечто, которое я ощущала на подъездной дорожке. Кажется, что оно здесь, надвигается на меня, окружая меня.
Знаю, это не имеет никакого смысла.
Что-то тянет меня.
Оно затягивает меня прямо в старую комнату мамы.
И там я сижу, окруженная ее воспоминаниями.
ГЛАВА 4
Комнаты мамы такие же роскошные, как и остальная часть дома. Здесь нет детских постеров, приклеенных на стены, никаких подростковых красавчиков, нет розовых телефонов или плюшевых подушек.
Апартаменты тщательно оформлены громоздкой не совсем белой мебелью и серовато-зелеными стенами. Кровать – массивная, покрытая толстым слоем одеял, все серовато-зеленое, все успокаивающее.
Но это не комната ребенка, или подростка, или даже молодой женщины.
Ей не хватает молодой энергии.
Но я все равно ощущаю ее здесь.
Каким-то образом.
Опустившись на кровать, я замечаю, что окружена окнами.
Все вдоль одной стены, они простираются от пола до потолка. Они пропускают в комнату умирающий вечерний свет, и я ощущаю себя незащищенной. Поднявшись на ноги, я задергиваю шторы.
Я чувствую себя немного защищеннее, но не намного.
Мои чемоданы сложены внутри двери, так что я приступаю к распаковке. Я убираю свитера, отношу свои туалетные принадлежности в раскошную ванну, и пока я стою на мраморной плитке, я представляю здесь маму.
Она любила хорошие ванные, а эта ванна достойна королевы.
Я представляю ее лежащей здесь и читающей хорошую книгу, и на глаза наворачиваются слезы.
Она умерла.
Я знаю это.
Я распахиваю дверцы шкафа, и на мгновение, очень короткое мгновение, клянусь, что улавливаю аромат ее духов.
Она носила один и тот же аромат столько, сколько я ее знаю.
В этой гардеробной есть полки, и на одной из них я вижу флакончик Шанель.
Ее аромат.
Я прижимаю его к себе и вдыхаю, и он обрушивает на меня бурю воспоминаний. О смеющейся маме, ее выпекании печенья, о ней, улыбающейся мне поверх своей книги.
С горящими глазами я ставлю флакончик обратно.
Это ничему не поможет.
Я развешиваю рубашки и свитера.
Раздается стук в дверь и в комнату с подносом входит Сабина. С чайником и чашкой.
- Я принесла тебе чаю, - тихо говорит она мне, ставя его на стол. – Он приободрит тебя. Путешествие тяжело сказывается на человеке.
Потеря всей их жизни тяжело сказывается на человеке.
Но, конечно же, я этого не говорю.
Я просто улыбаюсь и благодарю.
Она наливает мне чашку и протягивает ее мне.
- Это поможет тебе отдохнуть. Он успокаивает.
Я делаю глоточек, и Сабина поворачивается, разглядывая мои пустые сумки.
- Вижу, ты уже распаковалась. Эти комнаты не изменились с тех пор, как твоя мама уехала.
Я держу чашку на коленях, согревая пальцы, поскольку холод английского вечера оставил их холодными.
- Почему же мама уехала? – спрашиваю я, потому что она никогда не рассказывала. Она никогда ничего не говорила о доме своего детства.
Сабина молчит, и когда она смотрит на меня, то снова заглядывает в мою душу, перебирая морщинистыми пальцами.
- Она уехала, потому что ей пришлось, - просто отвечает Сабина. – Уитли не мог ее удержать.
Этот ответ вовсе не ответ.
Хотя мне следовало этого ожидать.
Сабина садится рядом со мной, поглаживая мою ногу.
- Я тебя здесь слегка откормлю, - говорит она мне. – Ты слишком худая, как твоя мама. Ты отдохнешь и… увидишь вещи такими, каковы они есть.
- И как это? – устало спрашиваю я, и неожиданно я так сильно вымоталась.