— Да, я слушаю.
— Папа! Это — Тата.
— Слушаю тебя, дочка.
— Здравствуй!
— Здравствуй. Рад слышать твой голос. Как у тебя? Все в порядке?
— Папа, я соскучилась. Мы не увидимся?
— Ох, Таточка. Ты не представляешь… Я с утра до глубокой ночи не бываю дома.
Ей надо было сказать: «А я и не хочу к тебе домой». Но она сказала только:
— Может быть, где-нибудь?
У нее голос упал, а у него, как ей показалось, сразу повеселел.
— Где-нибудь? Гм… Пообедаем? Ты где? Откуда звонишь?
— Я — из Царского. Из конторы.
— К двум часам сумеешь?
— Куда?
— Ну, куда бы ты хотела?
— А мне все равно. Выбирай ты. Ты — кавалер.
— Мне ближе всего — к Донону.
— Хорошо.
— Так что — ровно в два часа жду. Не опаздывай.
Не переодевшись, не заезжая домой, она помчалась на вокзал, успела на павловский поезд, в Петрограде, не торгуясь, взяла первого попавшегося извозчика и подкатила к подъезду ресторана без двадцати минут два.
Некоторое время она прогуливалась у подъезда, день был морозный, под ногами поскрипывало. Тата быстро замерзла и решила ждать в помещении. Дорогу ей загородил бородатый, похожий на Александра III, швейцар:
— Простите, барышня, есть такое приказание: нельзя!
— Что нельзя?
— Сестрицам милосердным, если в форме, в рестораны ходить не разрешается.
Она улыбнулась, отошла. Такое с ней бывало уже не один раз. Опять стала бегать взад и вперед по тротуару, радуясь похрустыванью снега под ногами и предстоящему свиданию с отцом.
Он подкатил на своем «Альфонсе Тринадцатом» ровно в 14.00.
— Давно?
— Да нет. Только что.
Он поцеловал ей руку, она его — в щеку.
«Александр III», распахнув зеркальную дверь, вытаращил глаза, вытянулся во фрунт, вскинул руку к козырьку своей раззолоченной фуражки:
— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство!
А когда генерал, отдав лакеям шинель, подошел, с гребешком к зеркалу, швейцар осторожно приблизился к Тате и хриплым шепотом сказал:
— Что ж вы, сударыня? Сказали бы… Некрасиво получилось. Уж простите меня.
— Ничего, голубчик, — сказала Тата с улыбкой.
В зале ослепительно сверкало в зеркалах электричество. Зеркала были повсюду, даже на потолке.
Тате лестно было идти под руку с моложавым отцом-генералом, да еще с таким генералом, она чувствовала на себе взгляды, видела себя со стороны.
А навстречу им, сияя сдержанной улыбкой и белоснежной твердой манишкой, быстро и вместе с тем чинно шел высокий, пожилой, по-актерски бритый метрдотель.
— Разрешите вас приветствовать, ваше превосходительство! Прошу вот сюда…
Он указал рукой на небольшую лоджию в дальнем углу зала.
Следом за ним, почтительно, как-то по-китайски, кланяясь, возникли два официанта-татарина. Один из них, как бы выполняя какой-то ритуал, передал метрдотелю толстую, в черном кожаном переплете карту кушаний, тот раскрыл ее и с поклоном положил на стол перед Татой.
— Нет, нет, папа, пожалуйста, ты сам, — сказала Тата, передвигая карточку отцу.
Тот вынул платок и протирал запотевшие стекла пенсне.
Бритоголовые официанты исчезли. Показывая, что ему хорошо известны склонности и привычки высокого гостя, метрдотель убрал со стола пепельницу.
— Пить будем кавказское? — сказал он с чуть заметной фамильярностью старого доброго слуги.
— Да. Мукузань. И рюмку водки. Только я попрошу быстро.
Заказав кушанья, Сергей Семенович достал и положил слева от себя часы.
— В моем распоряжении ровно сорок две минуты, — сказал он Тате.
— Боже мой! — ужаснулась она и посмотрела на отца жалостными глазами. — Папа, милый, но как же ты похудел!
— Похудеешь, матушка моя, — сказал он сердито и даже свирепо, проведя большим и указательным пальцами по щекам сверху вниз, как бы изобразив большой восклицательный знак, острие которого пришлось на кончик бородки.
— Очень много дел?
— Много??! — Он даже зафыркал. — Ты знаешь, что уже дней пять, если не всю неделю, я сплю — ну, три, четыре, самое большее пять часов в сутки.
— Такая напряженная обстановка?
Он показал два сжатых кулака:
— Вот!
— А мне казалось…
— Что тебе казалось?
— Я думала, что перед четырнадцатым, перед открытием Думы, действительно обстановка была накаленная. А сейчас как будто все тихо.
— Вот именно «как будто»! Тишина обманчивая. Вулкан может в любую минуту заговорить.
Пока бритоголовые татары под наблюдением метра готовили стол к обеду, расставляли посуду, вино и закуску, генерал переменил тему разговора.