Розы… розы… белые розы… Я бегаю по Петербургу, по цветочным магазинам, ищу белые розы…
— Сударыня! Белых нет. Только красные.
Надо написать папе. Давно не писала… Боже мой! О чем я думаю! Папы же нет, он умер. И я скоро умру. Это какой был звонок сегодня? Последний?.. Вот опять начинается. Как будто включили какую-то электрическую спираль в голову… Вот нагревается, нагревается… пока еще ничего, можно терпеть, даже приятно. Нет, уже неприятно… Уже пылает… Намочить полотенце… Юра!
Села. Тяжело задышала, открыла глаза. Юрий по-прежнему у стола, по-прежнему читает все ту же газету.
— Юрик!
— Да, мама? Ты, оказывается, не спишь?
— Я не сплю… Мне худо, Юра.
— Ну, ну, не внушай себе.
— У меня голова пылает.
— А ты не думай об этом. Не распускайся.
И даже головы не повернул. Уставился в свою газету, как будто всю ее, до последнего слова, до «редакционной коллегии» хочет дочитать.
Спустила с дивана ноги, нашарила своими культяпками туфли. Нашла за подушкой еще чуть влажное вафельное полотенце. Поднялась, пошатываясь пошла.
— Ты куда это? А?
«Оглянись же! Посмотри на свою мать! Сын!»
— Я спрашиваю: почему ты встала?
— Я на кухню хочу… полотенце намочить.
Оглянулся. Не сразу понял: какое полотенце?
— А! А ты одна дойдешь?
— Дойду.
— Ну, смотри.
И так шатало и кидало из стороны в сторону, а старалась идти еще больше покачиваясь, хватаясь за стенку, за косяки двери, нарочно, чтобы заметил. Нет, ничего не заметил, не оглянулся.
Вернулась с полотенцем на голове. Опустилась на диван. Отдышалась. Сказала:
— Юра!
— Да, мама. Я слушаю тебя.
— Нет, ты повернись ко мне!
Повернулся:
— Что?
— Ты читал статью Алексина в «Комсомолке»?
— Да, да, мама, я все читал, не мешай мне, пожалуйста!
— Где Женя?
— Женя ушла в парикмахерскую.
— А доктор еще придет?
— Доктор придет послезавтра. Ну, как, лучше тебе с полотенцем?
— Да. Мне лучше… с полотенцем.
И вот я сижу и перечитываю старые письма Наталии Сергеевны. Распотрошил последнюю пачку, но уже и эта пачка подходи к концу. Налево на столе у меня горкой лежат прочитанные письма, направо — тоненькая стопочка оставшихся. Сколько их? Всего пять. Значит, скоро Наталия Сергеевна умрет. Очень скоро.
А я как-то не верю, как-то надеюсь еще, хотя знаю, что надеяться не на что.
Достаю из конверта листочки в клеточку и в косую линейку, читаю:
«…Примите привет от новоявленной сибирячки! Удивляетесь? Но Вы уже знаете, чем вызван мой внезапный отъезд в Сибирь: им предстояла поездка на курорт, горела путевка в номер-люкс. Оставлять меня в квартире одну не то что на месяц, а даже на один день стало рискованным. Устроить меня куда-нибудь под наблюдение, вероятно, было сопряжено с хлопотами и расходами, а главное, могло бы возбудить нежелательные разговоры… Очевидно, из тех же соображений они не удосужились поговорить и с врачом. А вдруг та сказала бы — поездка опасна, не рекомендую. Что тогда — отказываться от курорта? Нет, на что угодно, а на это они не пошли бы никогда!
Вызвали внучку. Перед этим написали очень деликатное и обдуманное письмо Ирине: дескать, если я уеду к ней или к внучке, они „не закрывают за мной двери“. То есть, когда я почувствую себя получше — милости просим, их диван к моим услугам.
Как Вы понимаете, настроение у меня все это время было самое упадочное (в буквальном смысле). А здесь мне хорошо. Внучка заботится обо мне, живем в тесноте (комната 16 м2), да не в обиде…
А теперь я могу наконец ответить на Ваш вопрос о Сергее Семеновиче. Напрасно Вы пишете, будто „в неудачное время нагружали меня этой работой“. Наоборот — Ваше письмо и просьба вызвали у меня временный подъем и даже прилив сил…
Вот биография моего отца Сергея Семеновича Хабалова.
Родился он 20 апреля ст. ст. в 1858 году (по сведениям БСЭ — в 1859 г.), в с. Нерцы Валдайского уезда Новгородской губернии. Его отец — полковник в отставке, участник Крымской войны, мать — горская казачка. Имение было куплено через банк (заложенное) после женитьбы, без крепостных. Умер в начале мая 1929 года в Анапе (или Геленджике). Они жили после 1917 года и там, и там, но точно не могу указать, т. к. мачеха не переписывалась со мной и о смерти отца я узнала из третьих уст. Он окончил 1-ю военную гимназию, Михайловское арт. училище, выпущен в офицеры в чине хорунжего в одну из казачьих частей на Кавказе, не то в Анненды, не то в Ахалцых, захватил конец турецкой кампании, за которую имел медную медаль с надписью: „Не намъ, не намъ, а имени Твоему“. За какую-то дерзость начальству был отправлен в форт Александровский (где когда-то томился Шевченко).