Подготовился и был принят в Академию Генерального штаба, которую окончил с отличием, за что получил командировку во Францию и вернулся оттуда с орденом Почетного легиона незадолго до смерти Александра III. Был в командировке в Москве на Ходынском поле во время коронации Николая II. Вернувшись в Петербург, занялся преподавательской деятельностью. Читал лекции в Пажеском корпусе, в Константиновском и Михайловском артиллерийских училищах, в Михайловской артиллерийской академии, в Академии Генерального штаба.
Ротой командовал для ценза в лейб-гвардии Егерском полку. В 1901–1903 гг. преподаватель и инспектор (пом. начальника по учебной части) в Николаевском кавалерийском училище. В 1903 г. командует батальоном в Выборге и в том же году назначен начальником Алексеевского пехотного училища в Москве.
Незадолго до московского восстания 1905 года он назначается начальником Павловского военного училища в Петербурге. Кажется, в 1913 году получает назначение наказного атамана Уральского войска и губернаторство (военное).
В 1916 г. — командующий Петроградским военным округом. В 1917 г. арестован и заключен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости.
В августе 1917 г. освобожден из-под стражи и ареста, получает полную свободу, пенсию в 150 р. в месяц и уезжает с женой на Кавказ.
Дальнейшие мои сведения — отрывочные и не столь точные, т. к. я в то время жила на Украине, где провела всю гражданскую войну, а почта с РСФСР тогда не работала через фронт. В Россию я вернулась в конце 1922 года и только тогда смогла узнать об отце. Его последнее фото (подаренное мною Вам) датировано 1927 годом.
На какие средства они жили?
Мачеха арендовала дом и сдавала внаем курортникам. Отец жил затворником и в полном подчинении у жены. Перед смертью он очень хотел повидаться со мной, писал мне, но у меня не было денег даже на ж.-д. билет.
Если понадобятся еще сведения, охотно сообщу. Мой отец был верный сын Родины, и его ошибки — это ошибки той эпохи и того строя. На своем последнем служебном посту он выполнял, поскольку мог, присягу, хотя в душе и был со многим не согласен. Взять хотя бы его смелое распоряжение о высылке Распутина (правда, Алиса все-таки добилась: своего — старец вернулся в столицу).
…Сердечный привет Елене Семеновне, целуйте Машеньку. Не холодно ли Вам в вашем капитанском поселке, хорошо ли работается? Всего доброго вам всем!
А я сегодня герой — вон сколько написала! Жаль, что Вы далеко — в разговоре могла бы больше…»
На нижнем поле письма «вверх ногами» нацарапано:
«Когда его назначили в 1916 г. команд., он мне писал: „Меня посадили на бочку с порохом, которая вот-вот взорвется“».
Из письма от 2.X.62 г.
«Спасибо Вам большое, дорогая Наталия Сергеевна, за столь обстоятельную справку о Сергее Семеновиче. Я уже перепечатал ее на машинке и послал в Ленинград В. Н. Орлову, редактору блоковского собрания сочинений. Если позволит время, он, конечно, использует ее для комментариев к 8-му тому Блока.
Нет, не могу сказать, чтобы перемена Вашего адреса очень меня удивила. Этого я должен был ждать. Мне кажется, что внучка Ваша — хороший человек, что Вам у нее будет лучше. Передайте ей, пожалуйста, мой сердечный привет…
Вы спрашиваете: что меня еще интересует?
Все, что Вы найдете нужным и возможным рассказать о Юпитере и о его дочери».
Из письма от 12.X.62 г.
«Дорогой А. И. Спасибо Вам! Я снова во власти воспоминаний, опять живу в атмосфере тех дней.
Пробыл он в крепости с начала марта до первых чисел августа 1917 г., когда его освободили и назначили пенсию — 150 р. в месяц. Так как квартира была разграблена, братья дали ему белья и одежды.
Что способствовало его оправданию и освобождению? Вот что я запомнила: он не был причастен к стрельбе с чердаков, это было распоряжение Протопопова. Затем было учтено, что на приказ Николая „прекратить беспорядки!“ он ответил: „Революцию остановить нельзя“, за что и был немедленно отстранен…
Все это я говорю со слов мачехи, отцу я просто боялась задавать подобные вопросы. До сих пор мне неизвестно, каким образом и с чьей помощью он разговаривал и переписывался с женой.
Надо быть справедливым по отношению к ней: она много сделала, добиваясь облегчения его участи, оправдания и освобождения.
…Помню, когда я узнала о том, что его освобождают и что к нему можно приехать, я была сама не своя. Насколько я еще была молода, наивна и неопытна и как романтически, несмотря на все испытания жизни, настроена! Я обегала все цветочные магазины в поисках белых роз! Удивляюсь, как еще меня не задержали. Но везде были только красные, а я искала белые, как символ чистоты и невиновности.